АНАТОЛИЙ ЛИСИЦА РАССКАЗЫВАЕТ О… (из интервью разных лет) - ИМЕНА БРАТСКА
АНАТОЛИЙ ЛИСИЦА РАССКАЗЫВАЕТ О… (из интервью разных лет)
А.В.Лисица. Фото с сайта «Наш Братск»
Сегодня празднует свой юбилей Анатолий Владимирович Лисица. Он хорошо известен братчанам как автор книг, поэтических сборников и слов нескольких песен. Как спортсмен и пропагандист здорового образа жизни, активный общественник. И как хороший человек!
К 80-летию писателя мы публикуем рассказ писателя о жизни и о себе, основой которого стали его интервью с журналистами Братска.
О ДЕТСТВЕ
— Перед войной мы жили на станции Кавказская, город Кропоткин на Кубани. Отец работал в совхозе, мама была зоотехником. В первые дни войны отец ушел на фронт. Остались мы втроем, сестренка 1938 года рождения, другой сестренке еще года не было. Пытались эвакуироваться, но ситуация была примерно такая же, какая описана в «Молодой гвардии» Александра Фадеева, то есть выбора не было, остались под врагом
— Почти целый год, с лета 1942-го до весны 1943-го мы жили в оккупированной немцами Кубани, на одном из многочисленных хуторов. В первые месяцы войны у всех было такое настроение, что мы вот-вот победим, мол, немецкий народ, рабочий класс Германии не станет воевать против социалистического государства. Отец писал с фронат письма. После краткосрочных курсов в Саратове он стал артиллеристом, а погиб в августе 1944-го в Румынии, будучи уже командиром воздушно-десантного батальона. Интересная история произошла с похоронкой. Мама ее потеряла во время многочисленных переездов. И только уже в наши дни мои родственники, живущие в США, разыскали по Интернету документ, свидетельствующий, откуда отец призывался, где он воевал и где похоронен.
— Помнится прежде всего голод. И холод одновременно. Я испытывал чувство голода все время, до 1960-го, пока не приехал в Братск. В начале войны нас на Кубани выручала кукуруза: ее с полей убрать не успели, и она осталась под снегом. И еще ели жмых после отжима масла из семечек подсолнуха. Были еще и остатки переработки сои. Жмых мы брали на заброшенных заводах. В Сибири спасала тайга и картошка, а на Кубани картошки не было.
— Голод. Это страшный бич был. Голод и холод одновременно и то, и другое. Больше того, даже до 1960-го, пока в Братск не приехал, все время испытывал чувство голода. В начале войны нас на Кубани выручала кукуруза. Поля убрать тогда не успели, кукуруза под снегом осталась. И еще ели жмых — это то, что остается после отжимки масла из семечек подсолнуха — шелуха, которую мы и ели, прессованные такие большие, кругами, куски. Были еще и остатки переработки сои. Жмых мы брали на заброшенных заводах. Картошки на Кубани не было. Это в Сибири она, да еще тайга, спасала. Моя жена — как раз с севера Иркутской области, с Ербогачена, — рассказывает, что голода в их деревне не знали, потому что тайга кормила. Как раз первая повесть в моей книге «Опаленные войной» рассказывает о ее детстве в Ербогачене во время войны. Кода я ее написал, мой товарищ, он был директором школы №25 в Анзеби, Матвей Инешин, сам он тоже с Ербогачена, прочитал мою повесть. Как будто в Ербоачене побывал, говорит. А я там ни разу даже не был. То есть я, конечно, представляю себе, что такое сибирские деревнии и маленькие рабочие поселки, еще будучи комсомольским работником поездил по северу Томской области.
— У меня есть в одном стихотворении выражение «глазами в голодной тоске». Эта голодная тоска в глазах — непередаваема. Дети ходили все рахитичные, животы вздуты. У меня шрам на руке остался с тех лет — это я когда в котелок за кипящей кукурузной кашей полез, так есть хотелось. Я попытался передать эти ощущения в книге. Ходили мы менять, что было, на продукты. С нами жила мамина сестра с сыном Колей, они бежали от фашистов, но все равно попали в оккупацию. Было ей лет 25 и была она большая модница, и все свои модные вещи относили менять на продукты. Еды все равно не хватало. Мы знали, какую траву можно есть, разоряли воробьиные разоряли. Поражает, что тогда лягушек вокруг было множество по болотам и прудам, но лягушек мы почему-то не ели, даже мыслей таких не было. Сейчас-то мы знаем, что это деликатес. Помню, мать как-то зажарила в русской печи ежика, но есть его я не стал. Было это в 1947 году, когда война уже закончилась, но все равно жили мы впроголодь. После оккупации мы часто переезжали с места на место, нигде больше года не жили. Своего дома не было, а семью с тремя детьми на квартиру пускали неохотно. Скитались, пока мать не купила под Майкопом в 1954-м развалюху саманную – это такой строительный материал был самый дешевый — из глины с соломой и песком делались кирпичи, из них и дом строили.
— Больше мы общались с полицаями. Но помню, как однажды к нам пришел немецкий офицер, видимо, начальник какой-то. Хотел устроиться на квартиру. Разговорились. Мать моя неплохо знала немецкий, научилась, когда работала до войны на Украине в немецком поселении, существовавшем еще с екатерининских времен. И я лет до трех-четырех понимал немецкий, поскольку с местными детьми общался. Словом, языковых затруднений не было. Офицер даже стал показывать фотографии — своей жены, своей собаки, показывал детей, свой дом. Конфетами давай угощать всех. Вот такое общение состоялось. Немец посмотрел, послушал, да и дальше пошел, видимо, не захотел селиться в доме с маленькими детьми. Этот эпизод вошел в книгу. А в основном приходилось сталкиваться с полицаями (из числа дезертиров были) и старостой из местных.
ОБ ИГРАХ ВОЕННОЙ ПОРЫ
— Детские забавы были всегда, хотя жили голодно. Я босиком до восьмого класса ходил. Все лето на речке. В одних трусах бегал, все большие пальцы на ногах посбитые, заживать не успевали. Камни, колючки — все было наше. Худеющие все. Хотя я видел, как от голода и пухнут. Так мой друг умер. А игры были. Те же городки, лапта была, в чижик-пыжик играли, в ножичек. И особенно сильно увлекались в сороковые и пятидесятые годы, все, а было много и шпаны, безотцовщины всякой, игрой в денежки — на мелочь играли. У Валентина Распутина в рассказе » Уроки французского» очень верно описана игра в пристенок, которая и у нас была популярной. Еще играли в чику и в орлянку,Мелочь когда ставили на кон. Мне особенно нравилось играть в пристенок. У меня получалось, часто побеждал. Мы все виртуозы были в этом деле. Футбол впервые я увидел в Прохладном. Была в городе футбольная команда, «Спартак» назвалась. А во дворе мы с пацанами гоняли тряпичный мяч. Однажды мама купила мне ботинки, принесла домой, мы посмотрели, а у них подошва — обыкновенный картон, только закрашен под кожу. Мама отправила меня их продавать на толкучку. Продал, да еще заработал на этом деле. Купил мяч резиновый. Мы им поиграли дня два-три, пока он пополам не лопнул от удара об угол забора. От обиды я едва не заплакал.
— Несмотря на голод и лишения, мы все равно играли в детские игры. Все лето на речке. В одних трусах бегал, босиком до восьмого класса ходил. Все большие пальцы на ногах посбитые, заживать не успевали. Камни, колючки — все было наше. Худющие все. Хотя я видел, как от голода и пухнут. Так мой друг умер. А игры были. Те же городки, лапта была, играли в «ножичек», в «чижик-пыжик». И, конечно же, играли в игры на деньги — на мелочь.
О ЛЮДЯХ И НЕЛЮДЯХ ВОЙНЫ
— Чтобы это реально прочувствовать по книгам, нужно быть очень впечатлительным человеком. Мы сами не могли представить, насколько сложно все окружавшее нас. Нам рисовали врагов как жутких двуногих зверей — с волчьми головами. Но я видел, что они обыкновенные люди, да еще когда тебя конфеткой угощают, это не вязалось со страшными образами извергов. С другой стороны, я знал, как казнили коммунистов, партизан и евреев. И запасы продуктов немцы забирали, все кладовки вычистили. Староста и полицаи решали, сколько семье оставить, что оставить и оставлять ли вообще. Нас, например, как семью с тремя детьми, пожалели, оставили половину непровеянного зерна. Словом, все было гораздо сложнее, чем принято изображать в книгах и кино. Жизнь — это такая сложная штука, что сам не знаешь, как к этому отнестись. Самое сильное впечатление на меня произвело, когда мы ждали своих, и когда они пришли, и долгожданные наши освободители, танкисты, вдруг начали грязно ругаться, ссориться между собой и еще наставили пистолеты друг против друга, — вся эта картина оставила неизгладимые впечатления. Или вот помнится, полицая одного где-то в деревне женщины закололи вилами. И еще эпизод: когда немцы отступали, наши самолеты расстреливали отступавшие колонны. Под пулями погибали совсем молодые солдаты. Я видел женщину, которая плакала над этими немецкими парнями, расстрелянными нашими летчиками. Мать есть мать, хоть перед нами были безусловные враги.
О ПОСЛЕВОЕННОЙ ЖИЗНИ
— Тогда ведь все было разрушено. Люди жили в землянках. Потом — бараки, которые кишели клопами и мокрицами. Было жуткое дело — вывести вшей. Мать чего только не делала, чтобы от них избавиться. Белье проваливала, утюгом пропаривала, нас керосином обливала. Лекарств не было. Единственное лекарство было — красный аспирин, который сейчас запрещен. Мать меня всегда лечила керосином. Я часто простывал, ангиной болел. Ложка керосина — вот и все лекарство. В 1947-м появился аспирин. Но кто его видел? Он стоил страшные деньги и достать его было невозможно. Мой брат умер от туберкулеза костей, не могли достать пенициллин.
— Я великолепно помню, как в 1947 году отменили карточную систему. В тот день мама принесла конфет. «Дунькина радость» назывались они тогда, да и сейчас. Карамель-подушечки. Положила мама на стол газетный кулек с конфетами. Они мятые, слипшиеся, грязные. Она их помыла, нам раздала эту вкуснятину. И хлеба принесла. Его до этого брали по карточкам, занимали с ночи очередь в лавку. Боялись, не дай бог потеряешь карточку. Хлеб был полусырой, называли — хлеб с закальцем. Такой у него был закалец на три пальца. Трудно сейчас объяснить, но этот непропеченный хлеб с коркой как подошва. Жили мы тогда в Прохладном, это Кабардино-Балкария. Одновременно в 1947-м была проведена денежная реформа. До моего 18-летия мы получали пособие за погибшего на фронте отца. 320 рублей на ребенка. Это вас здорово выручало, поскольку получали 960 рублей. Так жили немного богаче тех, кто не имел дополнительного дохода. Мама работала все время зоотехником. Потом по получении аттестата большую сумму мне разово выдали. Когда закончил университет, работал в обкоме комсомола, и зарплата моя составляла как раз 960 рублей.
— Сильно мне запомнилось, что вокруг было очень много инвалидов-попрошаек. Одного до сих пор как перед собой вижу. Мужичок в полинявшей гимнастерке, на груди медальки какие-то, ордена. Сам на коляске, шарикоподшипники вместо колес. Ног у него не было и обеих кистей тоже. Культи рук у него так развились, что стали подвижным,и как губы у коровы. И вид у них был такой же. Он ими прикуривал, цигарку сворачивал, при этом сыпал пословицами и поговорками, всякими частушками. Еще на губной гармошке играл. Ему столько денег давали, что он все время был пьяный. Постоит, наберет полную фуражку денег, выпьет. Много вокруг было инвалидов, Среди них были и настоящие, и поддельные, но в один день ни одного не стало, исчезли. Куда они делись, неизвестно. На эту тему я даже стихотворение написал. Говорят, всех инвалидов перевезла на некий остров и там поселили колонией. Не знаю. Еще помнится, что в каждой деревне был дурак — один самый настоящий дурак, он был достоянием деревни. Все эти дураки, по одному на деревню, одевались почему-то одинаково. Были в офицерских фуражках, Непременно в солдатской или милицейской форме, на груди обязательно медалька висит. . Куда бы мы не переезжали, везде был свой дурак. Взрослые парни над ними издевались. Пацаны их пугали. Эти олигофрены были у всех деревенских на виду, есть они и сейчас, но в городе они не так заметны. Кстати, описан в книге такой случай. Стрелял один такой дурак из рогатки по воробьям, да и попал в портрет Сталина, за что его забрали, увезли на допрос, даже руку сломали. Медаль отобрали. Дураков-то много было. Другого рода, конечно. То были осознанные дураки. Которым что ни скажи, то и сделают.
О СПОРТЕ
— Я занимался коньками, скоростным бегом на коньках, когда приехал сюда меня, в общем, встретили как конькобежца. Тогда было очень много молодежи в Братскгэсстрой и многие занимались спортом. Вот я и стал тренером по конькам. Позднее — директором стадиона в Падуне, председателем спорткомитета города. Так оно пошло-пошло.
— Мне нравилось преподавать физкультуру. И самому приходилось, и бегать, и прыгать, и плавать и на лыжах кататься.
О БРАЗе
— Работая в 37-ой школе, я дружил со многими спортсменами. Ну и пришли они как-то и говорят: «Так много народа… Как ты тут работаешь? Пошли к нам на завод! Там и зарплата будет больше». Так я и ушел.
— … одни говорили: «Зачем ты полез в это пекло?», другие считали, что правильно сделал, поскольку работа преподавателя не ценилась. На заводе спорт был очень развит. В основном, когда набирали ребят, спрашивали: «Интересуешься ли спортом?». Спартакиада завода проводилась, и хоккей был и футбол, плавание. Интересно было.
— Самое первое — смешно было. Я же не знал, какой он завод. Ну, пришел, оделся в эту суконную робу, валенки. Мне сразу дали задание обдувать электролизу. Начал надевать респиратор, да не так как надо. Обмотал вокруг ушей, нацепил его на себя. Ребята хохотали. Меня сразу приняли по пятому разряду, поскольку я выступал в четырех-пяти видах спорта. Там устраивались соцсоревнования, подводились итоги всегда, награждали грамотами, финансово поддерживали.
— Да конечно, работа адская была на заводе. Зимой одно ухо заворачивается от жары, когда ванну делаешь, а второе мерзнет на улице. Сквозняки кругом, запыленность, загазованность. Там физическая работа, очень тяжелая.
— Люди, конечно, запомнились больше всего. Они были преданные производству, влюблены в ту трудную, вредную для здоровья работу, относились к ней со страстью какой-то.
— БрАЗ ассоциируется у меня со зрелостью, со словами: человек, семьянин, поэт. Я пришел на завод, когда директором был Баранцев, и там все кипело, всякие конкурсы устраивались («Мисс БрАЗ», «Мистер БрАЗ»), развивался спорт (волейбольная команда, хоккейная), да и вообще любые отрасли жизнедеятельности нашей, так сказать. Все стало по-новому и люди, словно воспрянули духом. Я не жалею, что познал эту специальность, узнал, что такое цветная металлургия. Я и сейчас принимаю участие в мероприятиях, которых проводится большое количество. Я выступаю, читаю стихи, меня зовут как поэта и бывшего БрАЗовца, встречаюсь с людьми, с которыми работал. Все, что было, никуда не денется, никуда не уйдет. Завод помог мне с выпуском книги два раза «Сказ о БрАЗе» и книга, которая вышла в Москве «Опять звонят колокола».
— Я знаю тех, кто БрАЗ прошел, они особенные люди! В книге «Звонят колокола» есть стихи, посвященные БрАЗу, там я сказал, как сказал. В ней названы фамилии, упомянуты профессии. Также в книге «Сказ про БрАЗ» все мое отношение к БрАЗу.
О НАЧАЛЕ ЛИТЕРАТУРНОГО ПУТИ
— Я писал частушки, поздравления, а когда родились внучки (Аня и Саша), я стал писать для них детские стихи и сказки. Набралось у меня какое-то количество стихов и сразу вышло две книжки: Стихи для взрослых — «Полынь» и вторая книжка для детей — «Качели». А про завод у меня как получилось: Я выступал в 101-ом садике, ну и ребятишки спросили: «Где работаете? Как? Что такое БрАЗ?» Вот я и решил написать «Сказ про БрАЗ». Обратился тогда к директору Баранцеву, он поддержал меня, спонсировал (как это теперь называется). Книга вышла тиражом две тысячи экземпляров. Известный московский критик Лев Анненский сказал, что это лучшая книга о производстве.
О ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ
— Писать стихи я начал довольно поздно. Хотя, конечно, всегда баловался сочинительством, еще в годы учебы в Томском университете, помнится, песню написал на подражание Есенину, ее мы пели в 1950-х в студенческом отряде, когда на целинные земли наш историко-филологический факультет ездил. Ребята с нами учились интересные, они и вдохновили на стихи. В те времена конкурсы на поступление в вузы были огромные, потому что сталинское крепостное право отменили, крестьян раскрепостили, разрешили поступать всем, кому прежде не дозволялось.
— Когда набралось детских стихов достаточное количество, мне Володя Дорошенко, он тогда заведовал книготоргом, говорит: «Поехали в Иркутск!» мы так и сделали. Тогда все разваливалось, но, тем не менее, взяли у меня стихи, и книжку оформила детский художник Яна Лисицина. Вышла книга «Качели» в 1995 году. А потом на базе университета я издал миниатюрную книжку «Полынь». Сейчас у меня где-то пятнадцать книг своих и коллективных.
— Но до книг и определенной известности я прошел путь уже в наше время. Известный российский критик и литературовед Лев Аннинский сказал, что мой «Сказ про БрАЗ» — эта лучшая книга для детей о производстве. А поэт Евгений Евтушенко взял мое четверостишие в антологию русской поэзии за тысячелетие. Вот оно:
- Мы все приходим в этот мир,
- На время, словно в гости.
- И крыша мира не Памир,
- А холмик на погосте.
О «СКАЗЕ ПРО БРАЗ»
— Во-первых, я 10 лет проработал в электролизе, с 1975 по 1985 годы. Я эту работу знаю и помню, как то поколение металлургов относилось к работе. Про сегодняшнее поколение не скажу, потому что не знаю его. А тогда мужики, когда за столом собирались, вместо того чтобы о рыбалке и прочем говорить, спорили и обсуждали все, что касалось металла. Это были не очень образованные люди, со средним образованием среди них было не так много, в основном приходили в электролиз после восьми классов. Но зато дело свое знали отлично и соответственно относились к нему.
— У меня был целый цикл стихов, посвященных заводу и людям БрАЗа. Но это были «взрослые» стихи. Детских было тоже много, только не о производстве, конечно. С ними я часто приходил, да и сейчас провожу встречи, в детсады. Однажды меня пригласили в 110-й детсад в Энергетике. Там я прочитал детям стихи, ребятишки сделали книжку по этим стихам, оформили ее, нарисовали иллюстрации. Подарили мне эту книжку. Ребятишки, а на следующий год они готовились пойти в школу, полюбопытствовали и попросили меня рассказать, что такое БрАЗ, что там делают. Я начал рассказывать о заводе. После этого разговора и родилась идея написать детские стихи о БрАЗе. Руководство завода помогло, «сказ» издали тиражом 2000 экземпляров.
О СВОЕЙ ПРОЗЕ
— Сначала проза давалась мне с трудом, приходилось много переписывать, начинать заново. За прошедшее годы многое было забыто, но в процессе написания книги стали вплывать в памяти целые эпизоды, образы и переживания тех лет. А потом в процессе работы набралось материала на целую книгу. Воспоминания нахлынули одно за другим: детство, годы оккупации, первые бомбежки, как прятались в бомбоубежище, потом пытались уйти подальше от фронта. Перед войной мы жили на станции Кавказская, в городе Кропоткин на Кубани. Отец работал в совхозе, мама была зоотехником. В первые дни войны отец ушел на фронт. Остались мы втроем, сестренка 1938 года рождения, другой сестренке еще года не было. Пытались эвакуироваться, но не смогли.
— Сейчас я пишу прозу. Книга у меня вышла, буквально две повести о военном детстве. Когда началась война, мне было 6 лет, год пробыл в оккупации. Вот и проза моя о военном послевоенном детстве. Много вообще у меня стихов, посвященных войне.
— Каждому хочется попробовать себя в новой области. Я боялся вообще-то очень долго, но потом ничего. А сейчас пишу редко. Мне надо еще опубликовать книгу со стихами для детей. Она набранная, только нужно найти спонсоров.
О КНИГЕ «ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ»
— Был такой известный иркутский поэт Геннадий Гайда. Он собирал материалы о всех известных людях — фронтовиках —Иркутской области. Вел поиск, устанавливал памятники. Однажды он приехал в Братск, мы с ним беседовали, он узнал, что я в годы войны находился в оккупации. Напиши, говорит, воспоминания. Но я очень долго не мог взяться за прозу, даже боялся. Когда все-таки начал, то набралось материала на целую книгу. Воспоминания нахлынули одно за другим. Вспомнилось детство, и годы оккупации, тогда мне было шесть лет. Вспомнились первые бомбежки, как прятались в бомбоубежище, потом пытались уйти подальше от фронта.
— Но сначала были воспоминания моей жены, написанные ею для внучек. Там она рассказала, как ей запомнилась война, а было ей в ту пору четыре года. И уже по этим воспоминаниям я написал повесть. Эта работа помогла мне взяться за книгу прозы, собственные воспоминания, которые легли в основу других рассказов и повестей. В мемуарах жены описаны дети — беженцы из Ленинграда. Читая, какие страдания они перенесли, я свое детство вспомнил. Вши, голод и холод, постоянная ангина, а затем ревматизм, даже почти забытой сегодня малярией я переболел.
— Иногда, по разным причинам, но не из желания что-то смягчить или упростить, я упустил отдельные случаи. Почему-то не нашлось места для такой истории. Как-то ребята увидели, что немцы лапшу варят, подождали, когда солдаты отошли, незаметно к ним в костер накидали запалы от гранат-лимонок. Досталось пацанам. По 25 шомполов врезали по мягкому месту — заднице. Этот эпизод в книгу не вошел, поскольку я не уверен, было ли это именно так и тогда или просто случай вообще из тех времен. Но он имел место.
— Помню еще такой эпизод, который также не вошел в книгу. Деревенские полицаи сидят и обсуждают, у кого лучше винтовочные патроны. Советские гильзы были из темной меди, а немецкие – блестящие такие, с выемкой. И вот полицаи пробуют, какая пуля, наша или немецкая, лучше пробивает, в кирпич стреляли. Мы, голопузые и раздетые пацанята, рядом бегали. И подумайте, ради шутки один из них мог нас свободно застрелить и, главное, ничего бы ему за это не было.
О ТРУДНОСТЯХ И РАДОСТЯХ ЛИТЕРАТУРНОЙ РАБОТЫ
— При написании книги я сталкивался с такими моментами и отказывался, потому что не в силах высказать эту мысль. Да и в стихах такое бывает. Отказывается душа. «Я как хочу писать — не могу. А как могу — не хочу» — так Белла Ахмадулина написала в последние годы жизни. Это ощущение очень часто приходит. Особенно в последнее время. Я сейчас вообще почти ничего не пишу. Ни прозу, ни стихи. В стихах только четверостишия пишу. С ними участвую в этическом интернет- конкурсе «Десятка». Катрены, это такая особая форма стиха, называются. Я в течение года удерживаюсь в десятке лучших. Благодаря четверостишию, которое было отмечено Евтушенко. Оно на шестом месте оказалось среди многих катрен.
Вот прошел конкурс, посвященный Дню защиты детей. Стихотворение мое заняло четвертое место среди сорока четырех участников. Считаю, это неплохо. Вот какое стихотворение я представил:
- Бегу, бегу,
- А тень за мной,
- Я не могу, кричу ей: «Стой!».
- Остановилась я.
- И тень.
- Одной ей, видно, бегать лень.
- Устала я, иду домой,
- А тень моя бредет за мной.
О ДЕЛАХ ОБЩЕСТВЕННЫХ
— Вообще с детьми я встречаюсь очень часто. Только с начала года прошло около сорока выступлений – в школах, детсадах, в библиотеках, ветеранских центрах бываю. Начинаются эти встречи, как правило, с праздника дня рождения Братска, то есть с декабря, а затем «по линии комсомола» нашей ветеранской организации дальше хожу на встречи с читателями. Руководит комсомольским движением наших ветеранов Игорь Федченко. Он как бы обязывает нас выступать на мероприятиях. Месячник патриотического воспитания, встречи ко Дню Победы и так далее – поводом служат различные даты. Главными моими слушателями остаются дети – школьники в основном. Еще участвую в жюри разных литературных конкурсов, в этом году отбирал лучшие работы на «Жемчужине Братска». Руководитель самодеятельного песенного коллектива «Лейся, песня» Борис Соловьев написал порядка десятка песен на мои стихи, они звучат на встречах ветеранов. Пишут и исполняют песни на мои слова еще некоторые авторы. Часто ребятишки с моими стихами вместе со мной выступают. Словом, стараюсь не отставать от жизни города. И денег за это не прошу, наше поколение не так воспитано, чтобы плату брать за такую работу. Мы живем в такое время, когда редко кто может выделить деньги на литературное творчество. Чтобы издать книгу, нужны спонсоры, но такие находятся очень редко.
От редакции: в 2010 году Анатолий Владимирович был награждён Почётной Грамотой мэра г. Братска «За значительный вклад в развитие культуры города».
О ЧИТАТЕЛЯХ И СОЧИНЯТЕЛЯХ
— На интернет-портале «Стихи.ру» поэтов чуть ли не миллион, они открыли свои страницы, где публикуют собственные стихотворения. Сочинителей много, а читателей – мало. Думаю, что в этом нет ничего страшного. В свое время в шестидесятые годы выступления поэтов собирали полные залы, целые стадионы. Сейчас такого быть не может. Потому что тогда поэты несли что-то новое, чего людям хотелось узнать, и они получали это новое знание. Сейчас все знания доступны, не нужны разгромные изобличающие стихи. Открой страницу интернета, и все что захочешь там найдешь.
О ЛИТЕРАТУРНОЙ ЖИЗНИ БРАТСКА
— У нас в Братске живет один из лучших на данный момент поэтов в Иркутской области – Максим Орлов. Недавно у него была издана книга стихов. По сравнению с моим поколением он молод. Мало кто сейчас помнит, что был такой поэт в Братске – Валентин Уруков, это уже моего поколения автор. Он трагически погиб в молодые годы. Еще могу назвать Юрия Розовского. Среди прозаиков – Сергей Анисимов. У Владимира Монахова есть интересная проза, и стихи оригинальные. Сильных пишущих авторов в Братске много. Но как и вся творческая интеллигенция, все они существуют разрозненно. Нет единства, которого никогда не будет в этой области. Как Пушкин сказал, «живи один». Литературные сообщества, созданные в городе, конечно, научить ничему не могут, но они стараются пробить где-то средства на издание книг. Молодежь, которая представила свои работы на последней «Жемчужине Братска», где я был в жюри конкурса, очень слабая по сравнению с предыдущими годами. Но все равно есть и таланты. Объединить литературные силы Братска можно на основе журнала. Нужен городу собственный литературный журнал. В Северо-Муйске, это поселок на БАМе, выпускают журнал. Выпускает журнал какой-то маленький районный центр в Красноярском крае. А Братск не в состоянии. Если бы такой альманах существовал, он бы объединил творческие силы Братска, даже если бы он всего два раза в год выходил бы. И молодежь было бы видно. Но надо такого инициативного человека поискать. Есть Медведев, чьими усилиями создано «Литературное Братство», но до альманаха местного, братского, дело так и не дошло.
ИСТОЧНИКИ: 1.«Поэт встречается с детьми» (автор: Ольга Артюхова); 2.«Рифмы в стенах БрАЗа» (автор: Ирина Киселева); 3.«Хочу не впасть — вернуться в детство» (автор: Артем Гвоздев)
ВНИМАНИЕ! Комментарии читателей сайта являются мнениями лиц их написавших, и могут не совпадать с мнением редакции. Редакция оставляет за собой право удалять любые комментарии с сайта или редактировать их в любой момент. Запрещено публиковать комментарии содержащие оскорбления личного, религиозного, национального, политического характера, или нарушающие иные требования законодательства РФ. Нажатие кнопки «Оставить комментарий» означает что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять.
