ПРЕДАНИЕ ВЕКОВ. РОДОСЛОВНАЯ ПОВСТАНЦА КОНСТАНТИНА СЕРЫШЕВА - ИМЕНА БРАТСКА
ПРЕДАНИЕ ВЕКОВ. РОДОСЛОВНАЯ ПОВСТАНЦА КОНСТАНТИНА СЕРЫШЕВА
Статья «Земляки повстанца Серышева» вызвала массу откликов. Читатели звонили, писали, после чего был опубликован еще один материал о роде Серышевых с острова Антоново. Казалось бы, тема исчерпана, но на днях раздался очередной звонок: найдена могильная плита с именем Константина Серышева. Дополнить воспоминания о Серышевых решили и ныне живущие в Братске представители этого семейства. В частности, Зоя Васильевна Дворяткина (в девичестве Серышева). Многое в ее воспоминаниях уже известно нашим читателям, но особый, «родственный» взгляд и оценка, делают их по-своему уникальными.
— Мой прапрадед Тихон Филиппович Серышев, будучи еще совсем молодым, лишь по случайности остался жив. В народе говорят, такие люди рождаются в рубашке или под счастливой звездой, словно посланные Богом, чтобы донести до людей истину человеческого бытия. Но дух человека настолько несовершенен, что спасенный однажды забывает, зачем же он сам здесь. Случилось страшное, и очевидец происшедшего с помощью немощной бабки или невестки, повязанной веревкой, зубами все-таки умудрившейся освободить Тихона из пут, рассчитанных на юнца. Бабка приказала немедленно бежать, и Тихон буквально выскользнул из окна. Бандиты в это время разбирались во дворе со старшими мужчинами семьи. Он бежал не чувствуя себя и не разбирая дороги, и если бы огромное дерево, распластавшееся во всю ширь мощной кроной, не преградило ему путь, неизвестно что бы с ним стало. Буквально свалившись на дерево, Тихон понял, что силы его оставили и он не в состоянии преодолеть эту мощную крону. Но ему недолго пришлось находиться в раздумье — послышались топот, хруст ветвей и брань. Продолжать бегство было бесполезно — у Тихона хватило сил лишь на то, чтобы перевалиться через крону и как можно плотнее залечь под нее. Древесина казалась мощной, крепкой и ядреной, но снизу уже успела подгнить, образовав огромного размера отверстие. Тихон буквально растворился в этом дупле, затаив дыхание, стал прислушиваться к голосам гнавшихся за ним бандитов. Подойдя к дереву, они уселись под ним, отплевываясь и бранясь. Им непременно хотелось найти Тихона и, как единственного свидетеля, оставшегося в живых, убрать. Отдышавшись и вволю набранясь, они исчезли, стремясь до рассвета замести за собой следы…
Не без помощи добрых людей Тихон пустился в поиски своего пристанища и нашел его от Падуна вниз по Ангаре, в небольшой деревушке Антоново. В пору моего проживания в Антоново название всех окрестных деревень оканчивалось на «о»: Дубынино, Матеро (от слова материк), а не Матерая. Вымышленное писателем название закрепилось за Матерой. С острова, где располагалась деревня Антоново, просматривалась маленького размера, почти игрушечная Матера. Чуть выше ее виднелась среди величественной тайги красная горка — скальный выступ из красной глины. Прошли годы, но забыть все это невозможно. Через Антоново, рассказывал очевидец, много пришлых и ссыльных проходило, деревенские жители обеспечивали их едой и кровом.
Нашлось в деревне место и для Тихона Серышева. К себе в работники взял его мужик уже немолодого возраста, считавшийся в деревне далеко не последним хозяином. Семья у мужика была небольшая: приемная дочь Авдотья и молодая жена по имени Анисья. (Имя хозяина, может, и звучало из уст рассказчика, но сама я в то время была не готова воспринять услышанное и отнеслась ко всему поверхностно). Семья хозяина казалась состоявшейся, слаженной, все в ней было на примерном уровне. Молодая жена Анисья уважительно, с должным вниманием относилась к своему престарелому мужу, а их приемная дочь Авдотья отличалась работоспособностью, исполнительностью, спокойным и смиренным характером. Отцу не хотелось выдавать Авдотью замуж в чужую семью, рабочие руки самому были нужны.
Тихон к тому времени зарекомендовал себя правой рукой хозяина, и тот, довольный им, выдал замуж за него свою дочь Авдотью. Стали жить одной семьей и вести общее хозяйство. Дела пошли в гору, семейство Тихона и Авдотьи стало прибавляться. Вот у них уже четверо детей — два сына и две дочери. Сыновей звали Иванами, одну из дочерей — Натальей (имя другой дочери Тихона и Авдотьи утрачено). Повторение имен в деревенских семьях было обычным делом и никого не удивляло. Односельчане из такой ситуации выходили просто, присваивая тезкам свое «народное» имя – прозвище, которое в какой-то степени соответствовало характеру его носителя.
Жена хозяина Анисья украдкой стала сожалеть о том, что ни она на месте Авдотьи и что она могла бы вот так же на руках держать не чужих ей детей. Характер её все более становился строптивей. Бойкая и проворная она старалась перед Тихоном показать себя с лучшей стороны. Глава семьи стал замечать неладное отношение жены к себе, и это стало вызывать в нем хандру, недомогания, и он вскоре умер.
Надо ли клясться, божиться, этим взваливая на себя порой непосильную ношу испытаний? Спустя некоторое время после смерти хозяина и главы семьи Тихон стал замечать, что ощущение недозволенных границ по отношению к Анисье, стало притупляться. Со стыдом перед детьми и горем от обиды невероятного предательства Авдотья с детьми разместилась на русской печи, так как уходить им было некуда, да и не с чем, а мачеха и ее муж Тихон заняли место в передней, объявив себя мужем и женой. Жизнь диктовала Авдотье свои условия: чтобы не пойти с детьми по миру, надо было смириться. Анисья же вела себя так, будто ничего серьезного в их семье не произошло. Вместе продолжали работать и вести общее хозяйство, не поделив детей на своих и чужих.
По истечению времени, сообща, для Анисьи и Тихона был выстроен новый дом с высоким потолком, большими окнами до одиннадцати штук, широкими дверьми, горницами, свободной кухней и просторной прихожей. В ограде размещались двухэтажные амбары, через забор от амбаров находился скотный двор. Видимо, в такой усадьбе когда-то раньше жил Тихон со своими братьями и родителями. В старой же избе усопшего хозяина осталась жить бывшая жена Тихона — Дубровина Авдотья с детьми. Анисья и Тихон наделили Авдотью бросовыми полосами земли в разных местах заимки, которые недостаточно хорошо были возделаны и требовали немалых усилий, чтобы что-то путное с них можно было получить. Оставили в постоянное пользование кое — какую скотину и разную утварь, необходимую в ведении хозяйства. Авдотья не в состоянии была пренебречь помощью Тихона и Анисьи — настолько были затруднительны жизненные условия ее семьи. Оба ее сына Ивана не по годам много работали, да и дочери были лишены детства. Не зависимо от возраста каждый из них вносил свою посильную лепту в семейный быт. Анисья и Тихон не отказывали в помощи Авдотье и сами от нее по мере необходимости принимали.
Удовлетворенная новым семейным положением, Анисья в 1872 году родила сына, чуть позже — второго. Оба сына Анисьи и Тихона так же были названы Иванами. Эту семью и весь двор Серышева Тихона Филипповича стали называть по главе семьи – Тихоновыми: корова Тихонова, собака Тихонова, Анисья Тихонова, сыновья Тихоновы (два последних) и даже сам глава семьи Тихон стал называться Тихоновым. Его дом стал известен всем в округе и со временем стал своего рода постоялым двором. Приезжал батюшка — остановился у Тихоновых. Местный чиновник заезжал к Тихоновым. Прибывшие гости из других деревень на праздник останавливались у Тихоновых. К тому времени душевное состояние самого Тихона Филипповича окрепло. Страх, когда-то молодого неопытного человека, долгое время преследовал его. Ему казалось, что бандиты по-прежнему его разыскивают, выслеживают, и порой он это выдавал за правду, делясь с Авдотьей. Она, в свою очередь, делилась с мачехой Анисьей, та же — с самыми близкими и верными ей. И поползли всевозможные слухи, предположения и подозрения. Ум людей живописен, как кисть художника, абсурдные слухи доходили до самого Тихона, превращая его в затравленного зверя.
Односельчан ничуть не смущало, что дети Тихона носили разные фамилии. Каждому Ивану было дано прозвище: старшего сына от Авдотьи — Дубровина Ивана Тихоновича назвали Большаком, другого — Иваном Зеленовым, сыновей от Анисьи Серышевой назвали Ширяевым и Малышевым. Будучи еще молодым, Иван Большак навсегда покинул родную деревню, предположительно в те места, где раньше жил его отец Тихон Филиппович. Достоверно о нем ничего неизвестно. Иван Зеленовый взяв в жены Московских Аксинью Васильевну (Владимирову), прожил с ней в согласии и гармонии недолгую свою жизнь, нажив шестерых детей, и безвременно ушел из жизни. Дочери Авдотьи вышли замуж. Марфа Фралеевна, внучка Авдотьи, всю свою жизнь прожила в Антоново, рассказывала о Тихоновых, об их достатке.
Серышев Иван Тихонович (Ширяев. Зеленовы его звали Ширшой) жил со своей семьей в избе, поставленной ему по соседству с избой Авдотьи, в которой теперь проживала жена Ивана Зеленова Аксинья Васильевна с шестью своими дочерьми. Наискосок, на противоположной стороне маленькой улочки, возвышался дом самого Серышева Тихона Филипповича, в котором теперь с семьей проживал Иван Малышев. Изба Ивана Ширяева была стандартной деревенской избой, ничем не отличающейся от других. В ограде стояли двухэтажные амбары, характерные для многих деревенских усадеб. Иван Тихонович (Ширяев) и его жена Наталья Петровна своих кровных детей не имели, у них жила девочка подросток по имени Марья и усыновленный в 1905 году мальчик по имени Костя.
Наталья Петровна по-матерински с любовью и лаской относилась к двум старшим сыновьям рано овдавевшего деверя Ивана (Малышева) — Сане и Василию. Сохранилась фотография, на обратной стороне которой Наталья Петровна и Александр Иванович в 1937 году напишут: «Милая ты моя, любимая, никем незаменимая Мама – Креся! Ты меня день и ночь ласкала, все я помню, ничего не забыто. Я был твой Саня, ты меня называла Саночка. Низко кланяюсь, царства тебе небесного…». Отец Александра, Иван Тихонович (Малышев), был женат другой раз на Анастасии Деонисовне, с которой нажил еще четверых детей: двух дочерей и двух сыновей.
Тихон Филиппович всего добился. Для своего времени он, можно сказать, был человеком передовым. Культурным и в то же время верующим. Родом он был из зажиточных крестьян и по-другому жить не умел. Стал широко известным человеком в околотке, но люди его не сторонились, относились с признанием, как к человеку, достойному уважения, и стремились породниться с ним. Но то, что сколачивал Тихон Филиппович, собирая по крупицам, вскоре все вновь развеется по ветру.
Он не узнает, что младшие его сыновья будут раскулачены, арестованы, младший сын, Серышев Иван Тихонович (Малышев), в 1938 году будет расстрелян, а позже всех реабилитируют. Старший его внук, Александр Иванович (Малышев), также подвергнется аресту, его жизнь будет висеть на волоске и ему, еще молодому человеку, ничего не будет жаль: ни своего дома, в котором родился и вырос, ни богатства, односельчанами растащенного по избам. Жаль будет только свою маму – Кресю. Не узнает Тихон Филиппович и о том, что его дом будет отдан под сельскую школу, а внуки, дети младшего сына, разъедутся по всей России искать себе пристанищ, и только Василий, оставшийся в деревне, будет жить со своим дядей Иваном (Ширяевым) в его избе до окончания жизни. С разрешения властей в свой дом Василий вернется в 50-х годах и станет его обживать с семьей. Двери его дома, как и дома Тихона Филипповича, всегда и для всех будут открыты. Кто только не укрывался его одеялами. Кто только не смотрелся в его зеркала. К нему будут заходить, чтобы просто поговорить, поесть рыбки, попить чайку. Василий ни на кого зла не держал. Четверо детей Василия и его жены Настасьи уже ушли из жизни, остались их дети, внуки, которые порой бывают озадачены, как и многие другие, тем как бы выжить в этом неустойчивом, прогибающемся мире.
После смерти Серышева Ивана Тихоновича (Ширяева) в его избе стала жить семья Чупиной Клавдии Федоровны, муж которой приходился племянником Полины — жены Константина Ивановича Серышева, человека трагической судьбы. Вся жизнь Константина Ивановича, приемного сына Ивана Тихоновича (Ширяева), была построена на преодолении каких-то барьеров – психологических, социальных. Ребенком шести лет с очень ранимой и впечатлительной натурой был отдан в другую семью, о чем сам в течение долгих лет не мог забыть. Отказываются от котенка, щенка, но от ребенка? С ним поступили, как с вещью, не посчитались с его интересом, отчего возрастал барьер пониженной самооценки с повышенным чувством самозащиты. Долго ждал Костя, что за ним приедут родные, и он бросится навстречу им, но никто назад так его и не позвал.
Он жил в чужой семье по принуждению, сопротивляясь и беснуясь. Наталья Петровна готова была для Кости с неба звездочку достать (его стали считать капризным и изнеженным), но он так и не смог полюбить ни Наталью Петровну, ни Ивана Тихоновича. Укорял их — зачем взяли в семью? Могли бы взять кого-то другого. Он представлял себе, что когда станет взрослым и у него будет много детей, то никогда никому никого из них не отдаст. Всё, что было связано с ним, что окружало его, трогать было бессмысленно. Он любому мог дать отпор.
Повзрослев, Константин влюбился в соседскую девушку Полину (Осипову), в дочь (однофамильца) Серышева Афанасия Ефимовича и решил, что только с Полиной ему станет спокойно, уютно и комфортно. Не сумев добиться расположения ее отца к себе, Константин стал действовать по-своему: то ворота его двора дегтем вымажет, указывая этим, что кроме его никто другой Полину замуж не возьмет, то палкой по углу избы колотить станет, так что иконы на божнице подпрыгивали. Афанасий Ефимович сердился на Костю, не выпускал дочь на улицу, но долго сопротивляться не смог. Тихоновыми были засланы сваты, и, смягчившись, Афанасий Ефимович выдал-таки свою дочь замуж за Константина. Любил Константин Полину неистово, носил на руках. Полина признавалась: «Посадит меня на одну ладошку и несет на вытянутой руке». Но если в голове Константина появлялись какие-то идеи, вытравить это было невозможно даже Полине. Между ними происходил конфликт, перерастающий в ураган, и, не найдя компромиссных решений, они все же мирились.
С первыми сыновьями, Костей и Колей, Константин был дружен, как ни один отец в деревенской семье, и когда выходил на улицу, одного брал на руки или на шею сажал, другого нес на руках или вел, взяв за руку. Давнишняя пустота в душе Кости теперь была заполнена. Только теперь Константин стал сознавать, сколько хорошего для него сделали мама Наталья Петровна и тятя Иван Тихонович. Он вспоминал, как однажды тяте Ивану на заимке под подушку черемошку подложил за то, что тот работая на пашне, его подгонял. У Ивана Ширяева была грыжа, от которой спаса не было, мучился шибко, бывало, ночами не спал, и Костя, прознав, что эта штука, черемошка, якобы беспокойство усиливает, подложил ее. Думал: на другой день самому в работе тяте на пятки наступать будет. «Ах, плут, ты плут», – ворчал тогда на Костю тятя Иван.
Причинять какие-либо неприятности семье, когда-то отказавшейся от него, он не мог. Настоящих родителей не хотел знать, демонстрировал это всем своим видом, но помнил о них и, случись беда, пришел бы на помощь.
Наступило нелегкое для деревенских жителей время, и Константин воспринял это очень эмоционально и, как оказалось, безрассудно. Возглавил восстание. Такой поступок был в его характере. Это не жердями махаться и не в кулачных боях состязаться, но он никогда никому ничего не уступит. Ни клочка земли своей, ни коня своего, ни собаки. За его плечами семья и он, как настоящий мужик, обязан встать на защиту ее интересов. После подавления повстанческого движения Константин скрывался вблизи Антоново. Далеко он не мог уйти — в Антоново его семья. Скрываясь на заимке, Константин часто выходил на берег напротив деревни и слышал через речку голоса родных. Видел, как Полина стирает, а рядом с ней на берегу бегают его дети. Полина навещала мужа в зимовье на Мудроме, но долго это продолжаться не могло. Константин был выслежен. На призыв сдаться в зимовье раздался выстрел. Очевидцем происшедшего был старик из деревни Антоново, которому было приказано выманить Константина из зимовья. На этом оборвалась жизнь этого своеобразного и неординарного человека.
В деревне Антоново создадут колхоз. Люди привыкнут к новой жизни, и только дед Егор Протасов все еще будет сопротивляться, преследуя колхозных извозчиков, пользующихся когда-то принадлежавшей ему упряжью. Ему казалось, что его скотину вконец изработали и держат в голоде. Ласково поглаживая своих любимцев, со слезами на глазах дед Егор страдальчески причитал:
– Кроши вы мои, кроши…
Чтобы лишний раз не травмировать деда Егора, извозчики старались объезжать его стороной.
Двоюродный брат Константина, Серышев Александр Иванович (Малышев), пройдя через все перипетии своей жизни, часто бывал в Антоново. Ностальгия и беспредельная любовь к своей маленькой родине вызывали в нем горечь по утраченному. Но вскоре Антоново попадет в зону затопления и от нее останется только небольшой холмик. Но и этого будет достаточно, чтобы люди возвращались сюда, вспоминали, плакали и писали стихи, как это было с Александром Ивановичем:
Деревенька моя Антоново, ты так сердцу близка и мила!
Твои дома резьбой украшались, ты как будто невестой была.
Посреди Ангары находилась, омывались водой берега,
Жизнь кипела и горя не знала, то, что скоро нагрянет беда.
Деревеньки той уж не стало, остров лежит под водой,
Видимо, время такое настало, деревенька, расстаться с тобой!
Деревенька моя Антоново, вспоминаю тебя я любя,
Не забыть мне тебя благородная мне казалось ты на свете одна.
Вспоминаются узкие тропки, по которым бежал босиком,
Учился плавать на лодке — на рыбалку ходил я с отцом.
Вспоминается остров Сосновый, прокопченное то зимовье.
Вспоминаются пашни в Еловой — все казалось родное мое!
Не забыть мне детские годы, не забыть мне поля и луга,
Не забыть мне высокие горы, острова и густые леса!
Разве можно забыть те избушки, что стояли у самой реки?
Походили они на игрушки. Ночью спали в них рыбаки.
Рыбу ловили на славу — осетров, тайменей и сигов,
В тайгу промышлять уходили, отгуляв дружно праздник Покров!
А теперь, не узнать того места и не та уж вода в Ангаре,
Нет деревеньки Антоново, лишь моторные лодки тоскливо гудят на заре.
Твои дома резьбой украшались, ты как будто невестой была.
Посреди Ангары находилась, омывались водой берега,
Жизнь кипела и горя не знала, то, что скоро нагрянет беда.
Деревеньки той уж не стало, остров лежит под водой,
Видимо, время такое настало, деревенька, расстаться с тобой!
Деревенька моя Антоново, вспоминаю тебя я любя,
Не забыть мне тебя благородная мне казалось ты на свете одна.
Вспоминаются узкие тропки, по которым бежал босиком,
Учился плавать на лодке — на рыбалку ходил я с отцом.
Вспоминается остров Сосновый, прокопченное то зимовье.
Вспоминаются пашни в Еловой — все казалось родное мое!
Не забыть мне детские годы, не забыть мне поля и луга,
Не забыть мне высокие горы, острова и густые леса!
Разве можно забыть те избушки, что стояли у самой реки?
Походили они на игрушки. Ночью спали в них рыбаки.
Рыбу ловили на славу — осетров, тайменей и сигов,
В тайгу промышлять уходили, отгуляв дружно праздник Покров!
А теперь, не узнать того места и не та уж вода в Ангаре,
Нет деревеньки Антоново, лишь моторные лодки тоскливо гудят на заре.
Материалы для публикации любезно предоставлен Сергем МАСЛАКОВЫМ
Ещё по теме: ПОВСТАНЕЦ КОНСТАНТИН СЕРЫШЕВ (Автор: Павел МИГАЛЁВ)
ВНИМАНИЕ! Комментарии читателей сайта являются мнениями лиц их написавших, и могут не совпадать с мнением редакции. Редакция оставляет за собой право удалять любые комментарии с сайта или редактировать их в любой момент. Запрещено публиковать комментарии содержащие оскорбления личного, религиозного, национального, политического характера, или нарушающие иные требования законодательства РФ. Нажатие кнопки «Оставить комментарий» означает что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять.