Билеты взял на 25 мая 2010 года. Поезд Тында-Москва. Четыре года не был в Лемети, и года эти пронеслись быстро и медленно, в разные дни по-разному. За эти четыре года сменил две работы. Таким как я, дожившим до сорока с лишним лет, трудно привыкнуть к нынешней действительности. Хоть давно бы и пора, но себя не каждый сможет переделать. У большинства получается, потому что некуда деваться.

Раньше, лет 18 назад, на вокзале «Гидростроитель» было не протолкнуться. Теперь же мы сидим с мамой и тётей на железных сиденьях, и никого вокруг. Немного приободрился от того, что приехал на своей старенькой «Ниве» попрощаться с отцом сын Виктор… С попутчиками в поезде повезло. Все пять тысяч километров моего пути по вагонам ходят продавцы, чего только не предлагают — от телевизора до трусов. Я решил купить серы пожевать, детство и память делают своё дело. Полка мне досталась боковая верхняя. Внизу разместился молодой человек, к которому приходил его друг. За всё время моей поездки, а это более трёх суток, ребята выпили ящиков пять или больше пива. Я решил, чтобы хоть как-то спасти их молодые организмы, немного напугать, сказав, что если они так будут пить и дальше, то у них не будет детей. Они пообещали подумать над моими словами. Хорошо ребята попались с юмором, никакой злобы, и это радовало почему-то.

Напротив меня ехала женщина до города Выкса. Она ездила к сёстрам в Братск. Словом, завязался разговор и поговорка: «Хорошо там, где нас нет», как всегда, работала безотказно.

На несколько часов к нам присоединился один дедушка. Он рассказал о том, что едет сложить большую настоящую русскую печь сыну. Зная о том, что многие люди сломали свои печи-кормилицы, очень порадовался за деда, что у него по-русски искренний сын, потому что доподлинно знал, что в тех краях Руси-матушки большинство перешло на газ. Этот дед и его сын по теперешним временам были в своём волевом решении действительно редким случаем.

Вскоре в наш вагон подсели молодые парни из Украины, которые говорили, что ездили на заработки, потому как на Родине работы нет. Хорошие, простые деревенские парни. И теперь они, так искренно мечтавшие о встрече с родными и поведавшие мне, незнакомому им человеку, о жизни в деревне на Украине, не на шутку разбередили мою наивную душу.

В Новосибирске села женщина по имени Марина. Увидев, что она читает детектив, рискнул дать ей свои деревенские рассказы и был рад, что хоть не закинула их в дальний угол. Уже почти перед самым прибытием в город Арзамас приобрёл у старенькой бабушки пояс из собачьей шерсти для тёти Дуни…

На этот раз заночевал в рабочем посёлке Ардатов у троюродного брата Володи Молодцова, который и встретил меня на вокзале. Утром попили настоящего деревенского молочка. Жена Володи Анжела напекла оладушек. «Вот, — говорит, — Толик, и другая еда в доме есть, а дети всё равно непременно будут просить домашнюю выпечку». Сходили в местную школу на последний звонок. Володиному сыну Максиму вручили аж шесть грамот.

Попарились в бане. Вскоре заехали в гости и Женя с Ниной, которые и отвезли меня в село Леметь. Евгений Иванович также является моим троюродным братом, а Нина — его жена.

Вот и опять я, слава Богу, в старом, воистину святом для меня деревенском дому. Здравствуй, моя дорогая тётя Дуня, здравствуй, село Леметь, здравствуй, Заречная 20. Господи, вот и я…

Ещё с вечера успел заметить, как тётя Дуня прямо с крыльца перелазила через ограждение в свой огород и поливала грядки, потому что калитка вросла в землю. С самого утра мы с Евдокией Андреевной приступили к строительству новой калитки. Хотя, конечно, слово «строительство» слишком громко сказано для такого дела, но внешне это выглядело именно так. Из дома напротив за нами наблюдала бабушка Евдокия Молодцова и с восхитительной добротой в голосе интересовалась: «Вы никак строите чего?» Моя тётя Дуня радостно отвечала: «Да вот, дверцу надо устроить…» Откуда-то из своих закромов тётя моя Евдокия Андреевна принесла довольно хорошие рейки и доски. Я вырываю старые, давно сгнившие столбы. Дуня же никуда не отходит, внимательно следит за каждым моим движением, выбирает из ведра нужные гвозди и подаёт их мне. Получается такая картина, будто она у меня за бригадира… Господи, как же я благодарен Тебе за такие драгоценные минуточки! В городе жизнь кипит. Все как роботы, а не люди, а я тут вот, в Лемети, делаю потихоньку новую калитку, врываю в землю новые столбы, кругом не иначе как Божественная тишина. Ну, чего ещё надо человеку? И вот уже тётя Дуня весело открывает новую калитку и поливает с вёдер свои драгоценные грядочки, а на них и лучок, и укропчик, и редисочка. Вечером едим окрошку. Ну, разве это не чудо? Оно, оно родимое чудо и есть…

Ранним утром решил пройтись по деревне. В глаза сразу бросился пустующий дом соседей Кувановых. Дядя Серёжа и тётя Настя перебрались на Новую. Иду дальше. Смотрю на промежуток между пустыми домами. Именно здесь раньше стоял дом бабушки по прозвищу Ягода. Вспомнилось и то, что однажды эта самая Ягода, идя с деревенской свадьбы, громко пела какую-то песню.

Живут в каждом из нас воспоминания, без которых, думается, что и не люди мы были бы. Только её величество Память заставляет нас быть хоть немного мудрее…

Иду потихоньку дальше… Дома все пустые, да и на слом увезённые. Жутко от этого на душе. Смотрю на дом дяди Васи. Давно уж помер бабушкин брат фронтовик, а дом стоит и нигде не покосился. Подхожу к избе дяди Серёжи Носова. Нет и тебя уже в живых, дорогой, добрейший души человек. И как это я четыре года назад вырвался из города? Затем, видно, чтобы повидаться с тобою, выпить, о жизни поговорить. Эх, дядя Серёжа, дядя Серёжа… Вот и спите вы теперь с женой Клавой и сыном Славой. Вечная вам память, золотые мои… Смотрю на другую сторону деревни. Вижу покинутый дом Абрамовых. Ваня Абрамов жил в этом доме. Дружили мы с ним. Он попал в аварию и ему сломало позвоночник. Операции разные делали, но всё тщетно. Помаялся несколько лет и помер. Хороший он был, отчаянный русский парень.

Кругом воистину волшебно поют птицы, растёт, всегда притягивающее взгляд, зелёное полотно земли. Я сижу на лавочке у дома Носовых и греюсь, как старый дед, на солнышке… Возвращаюсь домой и вижу вдалеке двух пожилых женщин. Одна из них моя тётя, другая — ещё один житель деревни Настя Матвеева. Она успокаивает тётю Дуню: «Ну вот… а ты его потеряла. Куда он тут денется?»

Поздно вечером та же Настя забарабанила нам в окно. Оказалось, что на Новой был пожар. Всем жителям было очень страшно, ведь на улице уже давно стоял суховей. Пожарники с Ардатова приехали быстро, но три дома всё же не успели спасти. Очень грустно от этого на душе. С этим и ложимся спать.

Деревенское утреннее пробуждение. Взгляд ложится на старенькие оконные рамы. Вспоминаю, как любила сидеть у окна моя бабушка Татьяна Ивановна Куванова. Бережно, словно боясь уронить, брала она своими изработанными, с крупными венами руками, письма своих уехавших детей. Совсем не обученная грамоте, каким-то неведомым чувством, моя бабушка словно ведала, о чём пишут её дети, и когда тётя Дуня читала письма от моей мамы, тёти Марии, дяди Серёжи, то бабушкины голубые глаза были сосредоточенно печальны. Лишь изредка она переспрашивала и удивлялась чему-то…

Повоевав на огороде с колорадским жуком, иду к троюродному брату Жене с тем, чтобы договориться на завтра о поездке в Дивеево.

На следующий день, в семь часов утра, Женя с Ниной высадили меня в селе Дивеево. Войдя на территорию Дивеевской обители, дивлюсь высоким храмам и их золочёным куполам. Покупаю иконки с образом Серафима Саровского. Душу уже греет хорошая мысль о том, что по прибытии в Братск раздам эти иконки близким и знакомым мне людям. Возле храма, где покоятся мощи Серафима Саровского, расположено небольшое кладбище, на котором похоронены святые люди Серафимо-Дивеевской обители. Обхожу и молюсь этим, слава Богу, не забытым крестам…

И вот я уже стою на службе в храме, наполненном православным людом. В такие минуты смиренно благодарю Создателя за всё, что есть в моей жизни…

Для того, чтобы поклониться раке с мощами великого праведника, выхожу из храма и иду к его правому крылу. Поднимаюсь по широкой каменной лестнице и становлюсь в длинную очередь… Здесь тоже приобрёл икону с образами святых людей, по центру которой расположен лик батюшки Серафима. Подхожу к раке светильника земли русской, опускаюсь на колени, целую святую твердь (пол). Поднявшись и перекрестившись, прикасаюсь лбом, а затем и губами к раке и молю о помощи моей, часто отчаивающейся, душе. Монахиня, стоящая рядом, прикладывает все мои иконки к раке отца Серафима. Оканчивается служба в храме. Очень медленно ступаю по святому мостику вдоль канавки, которую, по преданию, начинал рыть сам сподвижник Христов, ходатай за нас, грешных, перед Создателем отец Серафим Саровский. Мостик этот проходит вокруг всех храмов Дивеевской обители. Шагая по этому намоленному месту, видишь и воочию понимаешь, сколько неимоверных подвигов пришлось совершить православному люду, чтобы мы своими очами могли лицезреть эту редчайшую, очищающую от всякой скверны, всамделишную, всегда по-новому удивляющую красоту…

Вдруг внизу, где, очевидно, живут монахини, я увидел очень старую женщину в иноческом одеянии. Поразило то, что она была до такой степени горбата, что, казалось, ещё немного, и касалась бы головой земли. Не удержавшись, громко поздоровался с ней. Старушка ответила и спросила, откуда я родом и как меня зовут. Отвечаю, что из Сибири, из Братска, а зовут Анатолием. Она же вдруг обещает за меня помолиться… Вот так, совсем неожиданно, незнакомый человек желает тебе Божьего блага. Что же это такое? А это, несомненно, именно та твердь нашей православной Родины, которую не сразу и не вдруг хоть немного постигаешь…

Шёл я так, наверное, больше часу…

В конце канавки стоит маленький деревянный домик, в котором сидит служитель церкви и раздаёт людям освящённые сухарики от батюшки Серафима. Взяв сухариков, набираю и святой земли в специально отведённом для этого месте. Совсем рядом в магазине покупаю книгу с житием.

Площадь Дивеевской обители довольно обширна, и совсем не зря её называют вторым Афоном… Вокруг храмов посажены яблоневые сады, и вот, проходя мимо цветущих деревьев, слышу читаемую женским голосом, до боли в сердце, проникновенную молитву… Бывая часто в разных храмах, мне приходилось слышать много замечательных, читающих молитвы, голосов, но такой, пронизывающий всего меня с ног до головы, женский голос довелось услышать впервые. Стремительно войдя в сад, я увидел монахиню, которая обрабатывая деревья, читала молитвы. Набравшись смелости, спрашиваю: «Почему вы так громко читаете молитву?» Монахиня, улыбнувшись, очень спокойным, но уверенным голосом ответила: «Чтобы другие служители церкви слышали». И, немного помолчав, увидев мой удивлённый взгляд, добавила: «Мы ведь здесь весь сад обрабатываем». На меня точно нашло что-то, и я прочитал ей своё стихотворение:

Извинившись перед монахиней, выхожу из яблоневого сада, а она провожает меня очень добрым взглядом. Смотрю, совсем неподалёку на лавочке сидит священнослужитель. Замечаю на груди у него большой медный крест. Батюшка благословляет подходящих к нему взрослых и детей… Присел рядышком, разговорились. Оказалось, что церквушка, в которой он служит, находится неподалёку в одной глухой деревеньке. Поведал батюшка мне и о том, что приход у него — всего три старушки-богомолицы, но даже такой малый приход не закрывают…

Испросив благословения, иду дальше и вижу трапезную под открытым небом. Людям наливают суп, дают каши, хлеба и сладкого чая, и на многочисленных длинных столах, помолившись, вкушают скоромную пищу. Подхожу к раздаче и с налитой до краёв тарелкой супа направляюсь к ближайшему столу. Хлёбово было необыкновенно вкусным, поэтому иду за добавкой. Раздатчица напутствует меня такой речью: «Кушайте на здоровье! Батюшка Серафим хочет, чтобы вы были сыты и угощает вас». Так вот… Оказалось, что прямо при монастыре находится столовая и кормят там всех желающих во славу Божию. И, как убедился на собственном опыте, очень вкусно, несмотря на то, что пища постная. Стало быть, повара здесь — добрые волшебники.

Видел и то, как простые люди, имеющие в сердце желание помочь храму работой, мыли посуду, чистили картошку…

Выйдя из трапезной, стою и разглядываю суетящихся вокруг людей, наблюдаю за приезжающими отовсюду автобусами, как служители храма прямо на улице рассказывают о живших здесь святых людях…

Село Леметь, церковь каменная, в честь Пресвятой Живоначальной Троицы, построена в 1725 году, двухпрестольная. Фото с сайта hram-ardatova.ru

Зайдя уже в другой храм, поклонился покоящимся там мощам святых Марфы, Пелагеи и Матроны. В этом же храме мне дали маленькие освящённые кирпичики, потому как я сообщил, что у нас в городе Братске на Правом берегу реки Ангары в посёлке Гидростроитель строится Храм Преображения Господня. Эти кирпичики, икону с образом Серафима Саровского, сухарики и святую землю я потом по приезду на Родину отдал протоиерею Андрею Чеснокову…

Вокруг летало много голубей, и я почти не удивился, что подошедшая ко мне пожилая женщина попросила немного денег на кормёжку птиц. Удивило другое. Она вдруг посетовала, что вряд ли после её смерти их кто-то будет кормить. Веря в наш сердобольный народ, знаю, что такие люди всегда отыщутся…

Недалеко от храма, минутах в пятнадцати ходьбы, находится святой ключик отца Серафима и я, набрав в пластиковые бутылки святой воды и помолившись кресту с образом Батюшки Серафима, возвращаюсь вновь к храму.

Немного погодя, подъехали Женя с Ниной. Незаметно пролетели шесть с лишним часов, и я снова на пути к родной Лемети.

Последующие два дня проходили над чтением книги Н.Левитского о батюшке Серафиме. Я вдруг осознанно понял, что совсем мало знаю о Лемети, где жили и живут мои предки. Именно из этой книги я узнал, что в Лемети, на погребении местного помещика Соловцова присутствовали настоятель саровского храма отец Пахомий с тогда ещё юным Серафимом Саровским. Соловцов, живший в Лемети и будучи очень набожным человеком, много помогал Саровской обители. Стало быть, ноженьки великого молитвенника и ходатая пред Божьей Матерью ходили по леметской земле. Не чудо ли, что это всё открывается сейчас для меня.

Из этой книги узнал я и о том, что из Леметского храма давали иконы в Дивеевскую обитель…

В один из дней пошёл на деревенский погост. Опускаюсь на колени, молюсь возле могилки моей бабушки Татьяны Ивановны. Отыскиваю и многих деревенских, которых я знал. Здесь Молодцовы, Носовы, Кувановы, Тузовы, Абрамовы, Козловы, Фомины и т. д. Смотрят на меня подновлённые фотографии и люди эти деревенские уже будут навсегда в моей душе, покуда сам жив буду.

Рядом с погостом, как и положено, находится леметский храм. Захожу вовнутрь. Смотрю на поразительно ровно выложенную кирпичную кладку. Целую родимые кирпичики. Неустанно молюсь, и даже вороньё в покинутом храме в это мгновение отчего-то не сильно каркает. После этого тётя Дуня показала мне холм, где предположительно похоронен Соловцов. Возле него кто-то положил цветы. По рассказам местных жителей, именно на этот холм упал один из крестов храма. Крест был металлический, но от старости распался. Так люди сложили его по кусочкам и положили на холм…

Церковь леметская древняя, большая, имела несколько крестов на каждом строении. Рассказывали, что когда пришла советская власть, то церковь порушили. Так крест, который находился на центральной башне, когда упал оземь и развалился на мелкие частички, деревенские жители попрятали по своим домам. Вера в Бога была сильна в людях и каждый понимал, что, принеся частицу креста домой, он оберегал свой род от разных напастей…

Поклонившись холму и всем деревенским могилкам, пошёл к дяде Серёже Куванову. Застал я его сидящим на крыльце. Он перепутал меня с электриком, что нас обоих немного развеселило. Конечно, выпили. Закусили малосольными огурчиками. Дядя Серёжа вдруг расплакался. «Вот, Натолий, я ведь дочку-то свою, младшенькую Галину, похоронил»… Я уже знал об этом, потому как в Братске проживает много леметских. Как могу, успокаиваю дядю Серёжу. Неожиданно появляется его жена тётя Настя, ходившая куда-то по делам и говорит такую песенно-прекрасную речь: «Эт, цоит вы тут огурцами-то придумали?» Это она поругивала мужа за плохую закуску.

На следующий же день вечером в наш дом громко забарабанили. Это очень сильно удивило нас с тётей Дуней, ибо знали мы, что в деревне всего несколько стариков осталось, а удары в дверь были основательно крепкими. Оказалось, что пришёл сын дяди Серёжи Валера Куванов и с порога, как это и принято у деревенских жителей, стал звать на свеженину. Случилось так, что они забили поросёнка. «Пошли, Толик!» — громко по-молодецки произнёс Валерий и, удивлённо, воскликнул: «Надо же… Приехал… Ну, Толька!»

Тётя Дуня достаёт из подпола водку тридцатилетней выдержки. С этим и уходим с Валерой к ним домой на Новую. Обнимаюсь с его братом и моим другом детства Сергеем Кувановым. Приветствую их сестру Нину, дядю Серёжу и тетю Настю. На столе аппетитно дымит огромное блюдо свеженины. Выпиваем по одной и вдруг Валера заявляет: «Толик, ты из блюда не бери. Я сам тебе наложу в тарелку. Ты же городской и не знаешь, какие куски-то самые сладкие…» Все смеются и тут же, как это зачастую бывает у русских людей, плачут – вспоминают Галю. «Пол-Ардатова её хоронило» — сетует тётя Настя и утирает краешком фартука слёзы.

Дядя Серёжа Куванов, вырастивший и воспитавший с тётей Настей двух дочерей и четырёх сыновей, всю жизнь проработал в леметском колхозе механизатором. Ближе к старости получил инвалидность. Ох, и отчаянный он оказался: поехал в Горький (теперь Нижний Новгород) и вытребовал себе автомобиль «Оку». Вот на этой самой «Оке» мы и поехали с Сергеем и Валерой в Ардатов. По дороге машина заглохла. Сергей говорит, что карбюратор пересосал, надо маленько потолкать. Так вот маленькую «Оку» три здоровых мужика еле-еле протолкали метров тридцать. Вдруг Валера спрашивает: «Чего это, Сергей, так тяжело?» Сергей заглянул вовнутрь и рассмеялся. Мы ж на ручнике её толкали и потом, как мы её разок толкнули, она сама поехала, даже, можно сказать, понеслась…

Дом у Сергея большой. Две дочери-школьницы, добрая жена Галя – бывший директор леметской школы, теперь учительствует в Ардатове, потому как деревенскую школу закрыли…

Напарившись в просторной бане и поговорив досыта, ложимся спать. Утром поехали с Сергеем на рынок, а затем отправились в Леметь. По дороге отвалился глушитель. Сергей тут же занялся ремонтом…

Проезжая речку, я насторожился, одолеем ли брод. К счастью, переехали удачно…

В памяти воскрешаю, что именно здесь всегда проезжали машины и жители деревни, рано поутру, переходили именно этот брод, чтобы продать в Ардатове свою сельхозпродукцию.

С Сергеем вошли в их старый, теперь уже заброшенный дом. В каждой из комнат тётя Настя бережно разложила божественные книги – это очень трогает. Старый «ижак» по-прежнему стоит на дворе.

Перед тем как обняться и попрощаться, Сергей ещё успел сделать тёте Дуне опрыскиватель для уничтожения колорадских жуков…

Заходил ко мне на деревню и мой друг Сергей Козлов. Вспомнили, как в Братске мы работали в радиаторном цехе завода отопительного оборудования. Я поведал Сергею о том, что на заводе сейчас полная разруха и корпуса стоят пустыми. Согревает душу лишь то, что радиаторы, которые мы когда-то с Сергеем делали, по-прежнему греют жителей нашей страны…

Серёга сообщил мне о том, что в его родной Луговке тоже всего несколько стариков осталось. Прошлись по деревне и, когда попрощались с Сергеем, я немного всплакнул…

На обратном пути присел на лавочку и разговорился с бабушкой по фамилии Сутырина. Она тут же напоила меня холодным квасом. Поговорили о леметской церкви. Старинная она, вековые тайны бережно хранящая.

Непостижимо трудно выразить это всё на бумаге. Перед глазами является старинная Леметь, где родилась моя мама. Только здесь, в деревне, и есть божественная истина…

Хорошо запомнилось, как приехал на велосипеде Валера Носов, сын дяди Серёжи Носова, двоюродного брата моей мамы. Немного посидев и поговорив, пошли мы в их дом. «Вот, Толик, живу теперь в Ардатове, а родной дом пустой стоит», — говорит Валера и показывает на выложенный им подтопок из красного кирпича. В доме стоит бережно заправленная кровать для приезжающей сюда сестры Маруси. Старший брат Иван сажает тут картошку, потому как земля здесь очень добротная, чернозёмная. Смотрим дембельский альбом их брата Славы, которого, к сожалению, уже нет в живых, но радует то, что семя успел пустить. Сын похож на него… Вдруг Валера говорит: «А пойдём на речку, искупаемся…»

Когда мы зашли в воду по пояс, а где и глубже, то Валера закричал: «Толик, мы в детство вернулись!» Нас покусывали шмели, а спасались мы от них нырянием в речку.

Потом обошли все брошенные дома своих близких и знакомых, будто отдавая им свой земной поклон. Обнявшись с Валерой, поём, словно дети малые, разные старинные песни. Пьём и почему-то не пьянеем от водки. «Налопаемся мы с тобой!» — говорит Валера, и будто сглазил – не налопались, хоть и выпили немало. Видно через слёзы да чудесную речку весь хмель вышел…

…С утра у соседки нашей, бабушки Дуни Молодцовой, большие перемены — многочисленная родня, приехавшая с Ардатова и других мест, всколыхнула её жизнь… Вот уже стоит возле дома новенькая скамейка, пилятся доски, обновляются полы в бане, заготавливаются дрова. Таким массовым приездом более десяти человек послужило то, что приезжала в деревню внучка Татьяна из Братска, которой было уже за пятьдесят. Она, живя с детства в Братске, никогда не забывала деревню…

Вот и случился такой нежданный переполох в деревне.

Дуня моя с утра уехала в Ардатов продавать сплетённые ею корзины и собиралась там заночевать у двоюродной сестры. Ближе к вечеру я засобирался к Жене с Ниной на Новую, чтобы помыться в бане. Выйдя на крыльцо, обмер и от удивления припал к брёвнышкам дома. В тихой деревеньке я был уже месяц, и вдруг песни, да ещё столько голосов… К горлу подкатил ком. Господи, жива, стало быть, деревенька милая. Оказалось, что отмечали приезд Татьяны, и меня тут же усадили за стол. Дядя Ваня Молодцов благодарил за то, что помог донести тяжёлую сумку с магазина бабушке. Я с великой радостью смотрел на старое, среднее и молодое поколение и думал о том, что попал в добрую сказку…

Съездил и в старинное село Надёжино, чтобы поклониться светлой памяти дяди Бори. С бабушкой Шурой, его женой, сходили на надёжинское кладбище, убрались на могилке. Баба Шура серпом жала траву, а я относил её в лес. Помянули этого весёлого, воистину доброго человека. Пустую мою «чекушку» тётя Шура забрала себе, сказав при этом: «Я её домой отнесу и каждый раз, глядя на неё, буду вспоминать о твоём приезде». Помолились на старинную надёжинскую церковь.

Тётя Шура оставляла меня ночевать у неё, но я переживал за тётю Дуню, ибо она тоже за меня беспокоилась.

По возвращении моём в Леметь Дуня печально посетовала, что у деревенского колодца прокручивается барабан. Вооружившись инструментами, иду чинить и, вбив хороший клин в середину барабана, наблюдаю, как Дуня достаёт из колодца воду. Возвращаясь радостными, угощаем нашу дорогую соседку Евдокию Молодцову колодезной водой, которая сказала, что с нашего колодца вода самая лучшая.

Пришла пора возвращаться домой в Братск, и через несколько дней, помолившись с тётей Дуней на её старенькие образа святых и, присев на прощание на лавочку, заметил в глазах моей родной тёти печальную слезу. Мне в этот момент было тоже невесело. Расставаясь с родными, любимыми, близкими, мы зачастую грустим и бесконечно молим Господа нашего, чтобы встреча эта была не последней.

И вновь слышу стук вагонных колёс, но не замечаю его, потому как в воображении моём стоит на горе леметский храм. Спуск с неё довольно крут. По рассказам местных жителей, пьяный тракторист съехал с неё и по всему должен был погибнуть, но остался невредим.

Много чего случалось на этой горе, людей-то в Лемети много проживало. Бывало, и на лыжах ребятишки съезжали, и на саночках катались, но ни с кем ничего плохого не случалось, ибо веровали люди, что гора эта святая.

Живёшь ты, Леметь, со своим древнерусским храмом. Иногда мне кажется, что рано утром, когда ещё многие спят, батюшка Серафим ступает своими ногами по Лемети и, встречая случайных ночных путников, приветствует их словами: «Христос Воскресе, радость моя!» Но мы его не видим и не слышим, не дано это нам, простым людям.

Это он – великий молитвенник и светильник земли русской – преподобный Серафим Саровский, искренне любя, оберегает нас, грешных…

23 февраля 2011 г. – 26 января 2012 г.

Биография автора: КАЗАКОВ АНАТОЛИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ