Казаков А.- Свет потухших глаз - ИМЕНА БРАТСКА
Казаков А.- Свет потухших глаз
Анатолий Казаков
СВЕТ ПОТУХШИХ ГЛАЗ
«О, родина моя! О, жизнь! О, мой народ! Что Вы есть-то? Чего ещё надо сделать, чтобы про-зреть, воскреснуть, не провалиться в небытиё, не сгинуть?»
Виктор Петрович Астафьев
Фото: С.Кирилов (г.Братск)
Все сложнее искать темы для рассказов, ведь до тебя уже написано и переписано ни счесть. Да вот — чего-то скребёт внутри. Жить для того, чтобы есть, спать, любить родных, близких и неблизких людей – это, безусловно, часть нашей многоукладной жизни, но нестерпимо захотелось исповедаться на бумаге, ведь читал немало книг и хороших художественных фильмов, слава Богу, видел достаточно. Из этих моих наблюдений знаю, что писали многие, вовсе и не являясь писателями. Так вот водится в жизни-то нашей загадочной…
Жила в деревне, давно покинутой людьми, бабка одна, звали её Алёной. Уж почти девяносто годов ей было. Электричества в этом селении лет пятнадцать как уж не было. Поворовали все провода подчистую. И вот вроде бы безысходная ситуация вырисовывается, ан нет, дорогой читатель, ежели таковой отыщется. Не тут-то было. Так как дом и все окрестности, пока глаза видели, бабушка изучила до мельчайших тонкостей, то это обстоятельство и выручило впоследствии. Вот они самые наиважнейшие детали для жизни человеческой – вода, еда и тепло.
Колодец у Николаевны находился прямо возле дома. Имелся довольно большой запас разных круп. Из хозяйства были куры, которые, к великому счастью, деревенского старожила не подводили её – несли крупные яйца, а наседки изредка давали приплод. Держала Алёна ещё и козу с козлом, через что потомство-то и велось. Бывало, и побранит козла Николаевна за попытки по преждевременному съеданию капусты: «Ух, ирод окоянный, назола мне с тобой!» и гнала палкой его с огорода.
Крохотную пенсию за неё получала давнишняя подруга Елизавета Амбросьевна, жившая в соседнем селе, сыновья которой и привозили Алёне продуктов, а то и дров подкидывали. Бывало, что и земляки по родине заскучают – приезжают. Радостно тогда было на душе у бабушки, ведь пожилой возраст – это вечная дилемма: жить, али помирать? И, когда кто-то из бывших односельчан оставался ночевать в своих брошенных домах, то наш старожил была счастлива и хотела жить.
У соседки, бабки Шуры, кто-то стащил новые чугуны, и по этому поводу она сильно кручинилась. Теперь же, живя в районном центре и изредка навещая свой дом, обязательно топила баню и непременно приглашала Николаевну к себе. А после бани две давние подружки не могли досыта наговориться, ибо понимали всем нутром, что жить им осталось немного. И — вот вроде бы и возраст почтенный, а бабушки всё помнят, всех земляков зовут поимённо и нарядными сарафанами не забудут похвастаться друг перед дружкой.
Но вот уходило, всегда такое крохотное, счастье – подруга уезжала, и снова Алёне становилось грустно и страшно…
В этот год почему-то её никто не навещал. Она всё терзалась и молила Бога о том, что дескать «зажилась я на белом свете – ослобони меня, Боже».
А дело было в том, что и в той деревне, где ещё как-то теплилась жизнь, всё враз оборвалось – померла её подружка Елизавета. Сыновья, которые возили Алёне продукты, тоже куда-то разбрелись. Да и слух кто-то пустил, что бабка Алёна Николаевна Поспелова померла. Случаев, похожих на этот, по матушке России было много и уже давно никого не удивляли…
Случилось так, что забыта и брошена оказалась бабушка Поспелова, и в этот же, несчастный для неё год, совсем ослепла. Неделю кряду проплакав, понемногу стала привыкать к «новой» слепой жизни. Утром, когда ещё не забрезжил рассвет, поднималась и часа два молилась на иконы, произнося вслух молитвы, которых помнила великое множество. Затем привычным движением рук затапливала печь. Кур у неё оставалось около двадцати, и Николаевна, по какой-то одной ей ведомой примете, выбирала самую старую на суп. Варила яйца, пила козье молоко. Вечером же молилась уже гораздо больше утреннего. Потом засыпала, да какой сон у пожилого, человека известно – заболит чего-нибудь, вот и опять пробуждение. Встанет, поковыляет на лавочку, присядет, нащупает старый целлофановый мешочек с такими же старыми таблетками и опять, по одним ей ведомым приметам , отыщет нужные лекарства…
Летом козы и куры гуляли по брошенным огородам и досыта наедались сочной травой, но дело подходило к осени… Раньше, когда земляки покидали деревню, то отдавали Алёне своё сено, и находчивая Николаевна, чтобы не таскать сухую траву к своему дому, просто брала козу и вела её до очередной покинутой избы. Вытаскивала сено с сушил и кормила свою ненаглядную кормилицу, да и сама подкашивала травки понемногу. Теперь же сил едва хватало, чтобы топить печь и кормиться. Пока дети Елизаветы Амбросьевны ездили к ней, то с пенсии, каким-то чудом, на две машины дров денег скопила. Как же радостно бывало ей наблюдать за ребятами, которые, расположившись на полянке возле дома, кололи и складывали в поленницы такой, воистину, необходимый для зимы запас.
Теперь же сено заканчивалось и нужно было забивать скот. А как это сделать слепой и обессилевшей бабушке?.. И Алёна опять садилась на лавку и, раздосадованно тихонько мотая головою, плакала и твердила: «Одна, одна ведь я»… Кошка в такие тяжкие минуты бабушкиного бытия совсем не отходила от неё. Вновь и вновь ластилась, довольно громко урча возле ног пожилого человека, на которые были надеты связанные самой Николаевной носки из овечьей шерсти, и во все времена незаменимые в деревенском обиходе, калоши…
На смену предзимью полноправно вступала в свои владения зима…
В это утро Николаевна, как всегда, после утренней молитвы затопила печь и, одевши незаменимую телогрейку, вышла во двор покормить своих коз, которые уже ощущали, что хозяйка даёт им корму всё меньше и меньше. Поэтому то тут, то там были обглоданы старые дощатые постройки, но Алёна уже не могла этого видеть, что от части облегчало её страдания.
Затем было самое трудное – достать воду из колодца. Она уже давно приспособила для этого дела маленькое ведёрко, но даже и это было ей в тягость.
С Божией помощью достав воды и перекрестившись, понесла ведро в избу, поставила его возле печи, и в этот момент у неё неожиданно закружилась голова. Николаевна, совсем не понимая, что с ней происходит, повалилась на пол. Сколько она вот так пролежала, было неведомо. Только очнувшись, вдруг услышала разговоры. Лежала она, почему-то на своей кровати, и сильно была удивлена от того, что в доме было натоплено. К ней кто-то подошёл, и Алёна, почувствовав это, сильно испугалась. Человек же молодым голосом заговорил: «Ну, что, бабушка, очнулась? Вот и хорошо, а мы думали, что конец тебе». После этого незнакомец помог приподняться беспомощному старому человеку и напоил его водой.
Николаевна еле дрожащим голосом прошептала: «Откуда ты взялся, сынок?» Молодой парень, представившись Сергеем, сообщил о том, что он здесь не один, а со своей девушкой Любой и, улыбнувшись, мягко поинтересовался: «А Вас как зовут, бабушка?». Николаевна, немного успокоившись, промолвила: «Бабка Алёна я, – и, помолчав, добавила, – слепая и никому не нужная». Слезам её снова не было удержу. Сергей подошёл к плачущему и, в его понимании непонятно как ещё жившему здесь человеку, помог вытереть висевшим на кровати полотенцем лицо бабушки. «А знаешь, баба Алёна, а ведь ты нас спасла. Мы с невестой ехали на машине, ну, можно сказать, путешествовали. Только сломался наш автомобиль, а на улице морозно. Попуток не было. Не замерзать же? Пошёл тогда я в близлежащий прилесок за дровами. Вдруг вижу, недалеко ваша деревня красуется. Ну, думаю, пустят люди, не дадут умереть. Да и сотовый в вашем районе почему-то не берёт. Пошли мы с Любой в ваше селение, а как подходить-то стали, видим, что только в одной избе дым из трубы идёт — твоей избы, спасительница ты наша. Мы ж думали — часа через два в город приедем, поэтому и еды с собой не взяли. Так что не взыщи – перекусили мы у тебя немного».
По мере того как Сергей рассказывал, Николаевне становилось полегче и она наконец стала ощущать в своём поизношенном жизнью организме живительную силу. Она робко спросила: «Да чем же перекусили-то? Я ведь и спроворить ничего не успела, растянулась на полу.» Сергей, поочерёдно переводя взгляд с Любы на бабушку, отвечал: «Яиц сырых в корзине под лавкой взяли, молоко у тебя в глиняном горшке на столе стояло. Вот и перекусили. Мы ведь, когда в избу-то зашли, испугались, ведь лежит человек без сознания. Перенесли тебя на кровать. Люба первую помощь оказала. Она ведь в мединституте учится – вот и пригодились знания на практике» Люба же, виновато улыбнувшись, только и сказала: «А вы ничего, бабушка, держались молодцом»…
Впервые за год в брошенную деревню пришли люди, и они, конечно, дивились, как выжил пожилой человек в таких условиях, да ещё вдобавок и слепой.
В эту ночь в селении ночевало три человека, а если учитывать то, что Николаевна целый год не слышала живой человеческой речи, то эта ночь, может так статься, самим Богом была послана Алёне.
Утром молодые люди, никогда не видевшие вживую, как готовят в русской печи еду, были шокированы всем действом, которое происходило у них на глазах. Слепая бабушка, аккуратно разложив лесенкой дрова в печи и, умело подложив бересты под низ, моментально развела огонь. Налив в чугун колодезной воды, бросила туда порубленные Сергеем куски курицы. Взяла почищенную Любой картошку с квашеной капустой, и, положив всё это в чугунок, добавила соли с лаврушкой. При помощи ухвата закатила сосуд в логово печи.
Сергей и Люба, присев, как маленькие дети, на корточки и, открыв рты, от удивления , любовались всем происходящим. Девушка поинтересовалась: «А как это Вы, баба Алёна, сразу сырое мясо с картошкой кладёте? Ведь картошка развалится и превратится в месиво. У меня мама сначала мясо сварит, а потом остальное добавляет.» Николаевна, с лукавинкой улыбнувшись, промолвила: «А посмотрите, деточки, чего будет?» И когда это загадочное хлёбово разлилось по тарелкам, то каждая картошина осталось целёхонькой. «Такого вкусного супа, – говорил Сергей, – я никогда в жизни не ел» И, попросивши добавки, ловко уплетал его, а Николаевна, довольная собою, приговаривала: «Ведь томится хлёбово-то, вот и вкусно»…
За разговором молодые люди потихоньку узнавали о трудностях старожила деревни. Сергей всё качал головой. «Как же ты, слепая-то, картошку садила?». Баба Алёна ответствовала так: «Да так, сынок: копну лопатой и кидаю с корзины по одной, затем проверяю – попала ли в ямку». «А как с подпола одна семена картошки доставала?» – не унимался Сергей. «Потихоньку… Наберу в махонькую корзиночку и подымаю. Бывало в голове помутнет, отдохну». «А огород кто пахал?» – подхватила Люба. «Ране робяты, подружки моей Лизаветы, приезжали, пахали на тракторе, а этот год никого не было. Больше месяца промаялась – сама копавши.»
Сергей, выросший в состоятельной и благополучной семье, представив всю эту картину, только и вымолвил, сквозь слёзы: «Не понимаю, живу в своей родной стране и ничего не понимаю». Схватившись обеими руками за голову, зарыдал. Люба тоже была растрогана услышанным и, обняв Сергея, прошептала: «Вот поэтому я тебя и полюбила. Ты искренний, настоящий. Другие какие-то не такие».
Когда Сергей ушёл посмотреть, что можно сделать с машиной и как её отремонтировать, то баба Алёна принялась учить Любу доить козу. После дойки молодая девушка – будущий медработник, пробуя козье молочко, понимала всем сердцем, что никогда в своей жизни ей не доводилось испить такой чудодейственный нектар…
А, что же было потом? А было, что перепугались за молодых их родные и устроили розыски, а когда нашли, то конечно, плакали. Бабушку Алёну Сергей забрал к себе. Каждое лето он с Любой и Николаевной непременно приезжал в деревенский домик. Бабушка Алёна научила Любу вязать носки и когда однажды, будучи в командировке, сильно замёрзнув, Сергей, одев шерстяные носки, вдруг ощутил трепетное домашнее тепло, которое и продлевает наши человеческие годы.
Сквозь облака затуманные вихрем проложен наш путь. Путь тот до счастья желанного. Пусть он согреет чуть-чуть, пусть сквозь печали и радости нам повезёт иногда. В жизни бывает по разному. Звёзды не счесть никогда. Сколько вокруг интересного? Вот бы заметить его, чтобы родник напоил всех нас этой святою водой…
Потом будет уход из жизни бабушки Алёны, но Сергей и Люба по прежнему каждый год летом будут навещать деревенский домик, а их дети, мальчик и девочка, будут с удовольствием уплетать еду из русской печи. А Люба всплакнёт и будет верить, что бабушка Алёна всё слышит и видит на небесах, и светом своих прозревших глаз молит Бога за Сергея с Любой и их детей. А так как душе её и этого мало, то молится она и за всю матушку Русь. Вот такую, какая она есть…
БИОГРАФИЯ И БИБЛИОГРАФИЯ АВТОРА: КАЗАКОВ АНАТОЛИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ
Данный материал доступен в соответствии с лицензией Creative Commons Attribution 2.5
ВНИМАНИЕ! Комментарии читателей сайта являются мнениями лиц их написавших, и могут не совпадать с мнением редакции. Редакция оставляет за собой право удалять любые комментарии с сайта или редактировать их в любой момент. Запрещено публиковать комментарии содержащие оскорбления личного, религиозного, национального, политического характера, или нарушающие иные требования законодательства РФ. Нажатие кнопки «Оставить комментарий» означает что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять.
