ОДИН ДЕНЬ ПРОФЕССИОНАЛА - ИМЕНА БРАТСКА
ОДИН ДЕНЬ ПРОФЕССИОНАЛА
ОДИН ДЕНЬ ПРОФЕССИОНАЛА
Ветеринария – работа с животными. Верно, но лишь на треть. Остальное – это общение с владельцами: опросы, разговоры, рекомендации.
Утро. Не самое раннее. Мой организм против пробуждений ни свет ни заря, а ночью еще и вызов был. Не каждый день такое, но бывает. А сейчас визит к больному коту: неделю не ест. Среди пятиэтажек на окраине города выискиваю нужную. Визг, шлепок, истошный вой. Успеваю заметить, какое окно поспешно закрылось. На ловца и зверь бежит. Нет, лежит. Овчаренок месяцев четырех с безумными глазами вертится на месте, перебирая передними лапами; задние не двигаются. Подкараулив, ловлю за загривок. В шоковом состоянии самый добродушный зверь может так цапнуть! Провожу беглый осмотр. Кости лап и ребра целы, а вот с позвоночником пока неясно.
Вкалываю обезболивающее и противошоковое и со щенком на руках иду в подъезд. Окурки, выломанные оконные рамы, из распотрошенных почтовых ящиков всюду рассыпаны агитационные листки кандидатов в депутаты: в городе выборы. Поднимаюсь на четвертый этаж. Можно было и не запоминать окно: деревянная разбитая дверь без замка еле держится на петлях. На площадке стойкий специфический запах. В типичном «рассаднике благополучия» единственный элемент новизны – все те же агитационные листы. Они на полу, ими застелен стол с остатками трапезы, в них что-то завернуто. В однокомнатной квартире в разных позах «отдыхают» человек шесть-семь. Тоже избиратели, однако. Имеют право голоса. Сомневаться не приходится, выберут самого достойного.
На кухне за столом бодрствующий субъект в одних трусах. Тело и лицо непередаваемого сиреневого цвета. Заметив меня с подвывающим щенком, пытается что-то сказать: пучит глаза, помогает себе руками, наклоняется вперед, тужась выдавить слова. Наконец усилия увенчиваются успехом: «Скулит, сволочь. Самим жрать…»
Дальше вновь попытки продолжить речь. Шарахнуть бы его фиолетовым фейсом об стол, чтобы почувствовал! Нет, вряд ли почувствует и уж точно не поймет, за что.
Как со щенком быть? Не идти же с ним на вызов. Хвост шевелится – значит, есть надежда, что когда-нибудь на всех четырех будет бегать. В приют? Дай бог им со здоровыми управиться. Домой? У самого стадо топочет. Может, к сестре пока на время, а там уже и до дачи недалеко. Ловлю такси и везу обмякшее тельце к сестре.
— Извините за опоздание. У меня работа непредсказуемая. Где больной?
— Вот,- девушка широко и доброжелательно улыбается,- помогите, доктор.
М-да…скорей всего, уже поздно. Кот ужасающей худобы почти весь облез и похож на движущуюся модель из кружка «Умелые руки», которой еще не придали дизайнерскую оболочку и видны внутренние механизмы. Тяжело смотреть, как организм из последних сил сопротивляется подступающей гибели. К тому же, кот весь желто-зеленый, как поспевающий банан: тело, уши, глаза.
— И это называется «неделю не ест»?
— Мама ошиблась, ей некогда следить. Он уже четыре недели совсем не ест, и до этого плохо ел.
— А вы только сейчас о нем вспомнили?
— Мы думали, что пройдет, — девушка виновато улыбается, — он и раньше мог день-два не есть.
— День-другой, но не месяц! Вы сам пробовали недельку поголодать? – нереализованное еще со щенка возмущение выплескивается на хозяйку.- А что кот желтый – это нормально? А что шерсти нет – это и раньше было?
— Что с ним, доктор? Мы его любим.
Я бросаю пристальный взгляд на девушку: то ли действительно такая наивная, то ли прикидывается. Нет, улыбка искренняя и переживание за кота, кажется, неподдельное.
— Кличка? Возраст?
— Четырнадцать лет. Клички нет.
— Нет?! А как между собой зовете?
— Кот.
Хочется еще раз взглянуть на девушку, чтобы понять, да ведь только что смотрел.
— Доктор, мы все для него сделаем.
— Уж поздно.
— Он умрет? – девушка глуповато улыбается.
— Гепатит в таком возрасте и в таком состоянии неизлечим.
В глазах у хозяйки слезы, она убегает в другую комнату, чтобы посоветоваться с матерью по телефону, а мы с котом остаемся наедине.
Ну что, кот, давай поговорим. Не повезло тебе с хозяевами. Понимаю: ты подходил, в глаза к ним заглядывал, несколько раз даже измененным голосом хрипел. Да что толку! Если бы сам мог мне позвонить! А сейчас во рту гадость, постоянная тошнота, все тело зудит, а сил почесать уж нет, к тому же в глазах все плывет и в голове мутится. В твоем положении все коты уже на боку лежат, глаза закатив, а ты горкой сидишь, до последнего достоинство блюдешь. Давай-ка попробуем, котик. Ты уже столько вытерпел. Продержись еще чуток. Я эту неделю каждый день приходить буду. Кот сделал несколько трудных шагов и сел ближе ко мне. Ну вот и договорились!
Беру кровь на анализ, делаю капельницу и уже прощаюсь в коридоре, когда появляется мамашка. Простодушное беззаботное лицо, обезоруживающая улыбка. Яблоко от яблони недалеко падает.
— Доктор! Он будет жить? – в голосе искреннее страдание.
— Все, что я прописал – делать! Буду каждый день приходить контролировать. Уморили кота! – нарочитая суровость в голосе не помешает. Похоже, другого тона они не поймут. На мой грозный голос приоткрывается дверь малой комнаты, и бабушка, дотоле таившаяся, произносит с убежденностью:
— А я им говорила, что без еды месяц могут только черепахи прожить.
Еще ничего не ясно, нет никаких гарантий, но все трое горячо благодарят меня и мило улыбаются. Покидая странную семейку, вспоминаю еще об одной усатой-полосатой. Тоже кандидат на тот свет, но даже без малейшей надежды. Уход за кошкой царский, но пришло время: семнадцать лет, хроническая почечная недостаточность, уровень мочевины в крови запредельный. Сказал хозяевам, что жить осталось два-три дня. Просил позвонить в любом случае.
Следующий адрес. Старушка у подъезда пристально смотрит на мой чемоданчик:
— Телемастер, наверное?
— Нет, ветеринар.
— Так вы в седьмую? Усыпите вы собаку! Воет на весь подъезд сутками. Сектанты они. Мучают собаку, пытают.
Две опрятные хозяйки, мать и дочь. Ухоженная светлая квартира. Правда, запах – хоть нос зажимай. Почти посередине комнаты на чистой подстилке собака, ротвейлер двенадцати лет. Вскрывшаяся раковая опухоль молочной железы во всех ее некрасивых проявлениях. Собака приподнимает голову и безнадежно, отчаянно воет.
— Помогите, доктор!
— Собака ест?
— Нет, но мы ее со шприца кормим.
— Чем обезболиваете?
— Кеторолом, но помогает мало.
— Вас узнает?
— Иногда.
— Давно в таком состоянии?
— …- ответ заглушает вой.
Видимо, остатки сознания всё же есть, потому что мутным взглядом собака смотрит именно на меня. Да, псина, умела бы ты говорить…
— Сколько она сможет еще прожить?
— Это вы называете жизнью? Недели две. Бывает, что месяц-полтора.
— Мы не хотим усыплять. Мы люди верующие.
— Собака разделяет ваши религиозные убеждения?
Покидаю хозяев в тяжелом состоянии духа. Да, сказал, чем облегчить боль, но наркотические препараты они все равно не достанут. Если бы все же умела говорить, то кому бы в первую очередь высказала? Мне или хозяевам? В голове всплывает визит месячной давности. Вызвали к больному коту для усыпления.
Дверь открыла девушка на загляденье: лет девятнадцать, серо-голубые глаза, правильные, подчеркнуто правильные черты лица, чистейшая кожа, яркая улыбка, гибкие красивые движения. Одарила же природа! Во всем облике от волос до тапочек ухоженность. Обычно внимание сосредоточено на животном, хозяев не всегда запоминаю и потом при встрече попадаю в неловкие ситуации. А тут разве забудешь?
Не сразу замечаю кота, а он тут: вертится под ногами, обнюхивает. Наглая усатая морда, лоснящаяся шерсть, хвост трубой.
— Девять лет. Старый уже.
— Что вы! Это еще не старость. Что беспокоит?
— На шее и в паху пятна, шерсть вылезла.
Да, красные неровные пятна, но никак не лишай. Еще предстоит разобраться, что это. В остальном кот здоров.
— С чего вы решили, что его усыплять надо?
— Так он всю семью заразит.
— Это не заразно.
— Я беременна. Боюсь, что у него токсоплазмоз.
— Кот с вами давно живет, опасность представляют новые кошки, взятые во время беременности.
— Мне за ним совершенно некогда будет смотреть.
— Так пристройте кому-нибудь. Кот симпатичный.
— Кошки привыкают к дому, смена обстановки будет стрессом. Я не хочу мучить его.
С чего я взял, что девица красива? Брови сильно сдвинуты, глаза стальные, а не синие, кожа слишком бледная, бескровная, вырез ноздрей, как у совы, хищный. Терминаторша какая-то!
Хотел потом как-то позвонить, узнать о судьбе кота, да передумал. Вопрос с усыплением никогда не будет решен. Всякий раз каждый ветеринар будет проверяться на нем заново.
Пока иду по следующему адресу, успеваю ответить на пару звонков. Ничего особенного: отчитываются о состоянии, уточняют дозы препаратов. От Муси звонка нет.
Общежитие. Коридоры напоминают катакомбы. В боковых штоленках за решетками и железными дверями – жизнь. Собак приходилось лечить и в хоромах, и в подвалах – удивить чем-либо трудно, но при виде этого жилища все же сжимается сердце. В крохотной комнате кровать, шкаф с откидной столешницей, стул – и всё, больше места нет. В моей двухкомнатной кухня, кажется, больше. Может, это и есть кухня, переделанная под жилье? На кровати, наполовину заслонившись учебником, сидит девочка лет девяти. В «прихожей» половина места отведена под тумбочку с плиткой для приготовления пищи. Оставшуюся площадь пола занимает собака средних размеров. На этом пространстве спят, едят, делают уроки, вершат бытовые дела. Мать и отец заморенного вида, оба в возрасте, приглашают меня пройти. Для этого приходится переступать через барбоса. Это как же надо постараться, чтобы загнать себя в такую жизненную яму! Куда им в такие условия еще и собаку?
А у псинушки серьезные кожные проблемы. Лечат уже полгода, обошли всех врачей. Понятно, что денег вбухали немало. Лучше бы на квартиру отложили. Показывают рецепты и листы самостоятельно проведенных процедур. Назначения обширные и противоречивые; видно, что врач затруднялся с постановкой диагноза. Пока расспрашиваю и записываю, девчонка опускает учебник и с надеждой смотрит на меня. Поразительной красоты лицо. Одни глаза чего стоят! Удивительно, как у таких невзрачных родителей такое чудо. Как появляется и куда, когда уходит эта красота? Хозяйка ловит мой взгляд: «Она у нас умница. В музыкальную школу ходит».
Осматриваю истощенного пса. Многочисленные незаживающие язвы, повышена температура. Еще один смертник? Многовато для одного дня. Очень похоже на аутоиммунное заболевание. Диагностика трудна, а в нашем городе вообще невозможна. Прогноз в большинстве случаев неблагоприятный. Если даже окажется вид, поддающийся терапии, лечение трудное, долгое. Это все сейчас и предстоит сказать родителям. На время таких разговоров под благовидным предлогом я удаляю детей в другую комнату или на кухню. А здесь куда?
Не глядя на ребенка, сухо, одними терминами, как можно непонятнее для детского восприятия объясняю отцу и матери, но по дыханию чувствую: понимает. Если посмотрю сейчас в глаза, расплачется. Она, видимо, верила, что умный дядя спасет.
Хозяева в тягостном раздумии. Чтобы смягчить ситуацию, говорю, что хотя положение практически безнадежное, но я, как врач, готов оказывать помощь, если они все же надеются. Хозяева, в свою очередь, чтобы оттянуть время, предлагают мне чаю. Интересно, в каком месте пространства это можно сделать? Отказываюсь, и опять же для передышки спрашиваю, на каком инструменте занимается дочь.
— На фортепиано.
Уловив мое остолбенение, глава семьи усмехается:
— У нас все было: и дом, и машина, и пианино. Я в Таджикистане на алюминиевом заводе работал. Потом война… В Узбекистан дважды убегали… раз чуть на минном поле не подорвались, да вот этот друг спас. В коровнике жили… Совсем, думал, загнёмся, да нашелся человек…он моим начальником в цехе был, а сейчас здесь вот директором завода. Электролизником взял, с гражданством помог, жилье дал. Так что тут тишь да благодать, — хозяин впервые улыбается.
Я вспоминаю записи в листе процедур. Отмечены день и час на протяжении нескольких месяцев.
Моим словам нет сил поверить. Наверное, еще будут искать врача. Всех более-менее известных уже обошли. Значит, найдут какого-нибудь кудесника, а тот впарит им чудо-снадобье. Они вновь на время обретут надежду. Им очень нужна эта собака. Хотя бы для дочери. Ведь ей даже подруг к себе домой не пригласить поиграть. Вот ее друг.
— У меня есть знакомые медики в Иркутске. Я попробую через них анализ на иммунную систему провести.
— Да? Это возможно?
— Я сделаю. А сейчас вот назначения.
Теперь я могу посмотреть в глаза девчонке.
Уходя, обдумываю, как организовать анализ. Да, это не хозяева желтого кота. Эти и слова врача мимо ушей не пропустят, и процедуры вовремя выполнят — не раскиснут. Выживет у них собака. И дочь выучат, и на квартиру заработают.
Что-то не звонят от Муси. Неужто жива еще? Хозяева говорили, что собираются какими-то народными средствами поддерживать. А вот какой-то звонок:
— Григорий Петрович! Это хозяйка Дины. Я хочу известить, что подаю на вас в суд.
— М-м-м…- не сразу включаюсь в новую ситуацию.
— Я прочитала в Интернете: Дину можно было спасти.
— Давайте встретимся. Я отвечу на все ваши вопросы.
— Незачем. Я не собираюсь вести беседы с врачом такой низкой квалификации. Общение только в суде.
— Это ваше право. Я никогда не уклоняюсь от ответственности. Законодательство по данному поводу несовершенно. Я могу подсказать вам, что сделать для экономии сил.
— У меня свой адвокат. До встречи в суде.
Неприятный холодок по спине, что-то вроде тошноты подкатывает. Раз в год случается. Специфика профессии. Взялся за гуж – не говори, что не дюж.
Ничего мне не грозит, любой суд меня оправдает, потому что в данной случае сделал все что мог и даже более. Отчего же тогда все эти мурашки и слабости в коленках?
Еще в самом начале своего ветеринарного пути я полагал, что если стараться изо всех сил, то не будет недовольных. Если бы так! Найдется один из ста, для которого хоть в лепешку расшибись, а всё не угодишь: не так смотришь, не так говоришь – словом, рожей не вышел. Добро бы только в ветеринарии! Но ведь и в жизни: как ни ублажай мир, все равно по непонятному закону время от времени он поворачивается к тебе задницей. Непредсказуемость, неизвестность, тщетность усилий – вот что неприятно. Отсюда и предательские реакции организма. Пустяки, это нечасто. Как там у Блока? «Сотри случайные черты – и ты увидишь: мир прекрасен!»
Странно все же: обычно в таких случаях хозяин сперва пытается выяснить, отчего все произошло, а тут сразу суд! От ошибок никуда не деться. Организм сложнее нынешних знаний о нем. Главное, чтобы не было ошибок по невежеству (должен был знать, но не знал) и по халатности (должен был сделать, но не сделал). А в данном случае, слава богу, и мелких ошибок не допустил. Просто болезнь сама по себе тяжелая, да и хозяйка поздно обратилась.
Ага! Кажется, начинаю понимать мотивы ее решения. Собаку она любила, но по своей занятости запустила болезнь. Признать себя виновной в гибели любимицы ох как не хочется! Пусть кто-нибудь другой несет крест вины. А тут и знакомый адвокат нажужжал, что дело в шляпе. Плохой адвокат. Законодательства по данному вопросу не читал, а оно с большими пробелами, и даже в случае очевидной вины ветеринара доказать ее нереально. Да, законы несовершенны, поэтому жить или не жить братьям нашим меньшим, зависит только от тебя, врач. Вот и смотрит на тебя животина с надеждой и сомнением: а хорошо ли ты учился, все ли сделал, что мог, не расслабился ли под защитой закона. Это и есть высший суд.
Все ли я сделал для желтого кота? Может, кардиограмму еще снять?
Снова звонок. Дребезжащий голос в трубке: «Милок, собачка у меня костей объелась. Славная такая собачка! Ты уж приезжай!»
Да уж, вызов мог бы и поудачнее быть. Пока еду в троллейбусе, в голове вертятся детали предстоящей процедуры. Поди, внучек приходил в гости, пару косточек в подарок принес. Собачка по возрасту под стать бабушке, кишечник у таких работает вяло, вот косточки прошли неспешно от начала до конца, спрессовались и встали колом у выхода. Тужится, наверное, уже неделю. Тут только ветеринар поможет. Давишь на живот и извлекаешь всеми возможными способами. Стоны собаки, всхлипы хозяйки, грязь, кровь. Тяжелая муторная работа часа на два и еще столько же потом отмываешься от запахов. Да и с бабули много не возьмешь.
— Доктор, миленький, спасите! На день рождения, бес попутал, взяла с собой, а гости – каждый по косточке… Она их так хорошо ела!
Маленькая полинялая собачка, бочонок на тонких ножках, то ли кашляет, то ли чихает, глядя на меня.
— Полно, Сивуша, лаять-то! Это доктор, он тебе поможет. Хороший, говорят, доктор. Хвалили мне очень. И берет недорого.
Ну, это не так. Я не самый дешевый ветеринар в городе.
— Давайте посмотрим вашу Сивку.
Собака повизгивает и огрызается, когда хозяйка пытается ее удержать, и начинает вопить, когда я только приближаюсь к ней.
— Ей больно! – у хозяйки слезы на глазах.
— Я к ней еще не прикасался. Просто она у вас истеричка, — да, пожалуй, двумя часами здесь не отделаешься. – Закройте ей глаза, чтобы она меня не видела.
Я пытаюсь для начала успокаивающе погладить шавочку, чтобы потом прощупать, но вредное трусоватое существо отчаянно верещит.
— Доктор, а может, не надо? Само пройдет.
— А зачем же тогда вызывали?
— Это долго? Это больно?
— Это очень долго и очень больно! – пытаюсь применить шоковую терапию. Неизвестно еще, с кем дольше придется возиться: с бабушкой или собачкой.
— Миленький! А может, мазями какими или травками? – хнычет старушка.
— Только укол!
Я возвращаюсь к своему чемоданчику и набираю успокаивающее. Все равно оно необходимо для успешного проведения процедуры, тогда уж и прощупаю. Проверить слова хозяйки в любом случае не мешает, а то жаловалась у меня одна бабуля на хромоту и неуверенную походку у пуделя, а собака уж месяц как слепой была. Препарат начнет действовать через полчаса, а за это время я выслушаю, какая Сивка умная, красивая, ласковая, послушная, как любил ее муж-покойничек, как подорожали нынче картошка и квартплата.
— Держите свою Сивку, и покрепче!
Ор, визг, хрюканье, стоны, клацанье зубов! Но я все же успеваю вколоть собаченции снотворное. С истошным верещанием карлица откатывается в сторону, принимает позу и делает кучу, сравнимую со своим ростом. Хозяйка рыдает от счастья:
— Чудо-доктор! С одного укола помог. Не зря люди советовали!
На улице смех рвется наружу, но боюсь распугать прохожих. Вот теперь и домой можно. Надо успеть до завтра о гормональной регуляции почитать: один владелец хитрый вопрос задал; и коллега из Омска свежий журнал прислал, там должны быть новые данные по лечению артритов.
Еще звонок:
— Григорий Петрович, это хозяйка Муси. Умерла наша кошечка. Вы просили сообщить. Но я даже не поэтому звоню. Мой старший сын посмотрел, как вы работаете, и решил стать ветеринаром.
Котенко Юрий
Источник: газета «Знамя» (г.Братск), 03.06.2011
Данный материал доступен в соответствии с лицензией Creative Commons Attribution 2.5
ПОДЕЛИСЬ С ДРУГОМ!
