Лидеры рейтинга

ПЛАЧЬ РУССКАЯ ЗЕМЛЯ, НО И ГОРДИСЬ! - ИМЕНА БРАТСКА

ПЛАЧЬ РУССКАЯ ЗЕМЛЯ, НО И ГОРДИСЬ!

Автор: Базилевич Галина Гавриловна

Майор милиции в отставке. Родилась в п. Заярск Иркутской области в 1950 году. В 1972 году окончила институт. Работала учителем русского языка, а с 1977 года по 2002 год — в органах внутренних дел. Живет в Братске.

ПЛАЧЬ РУССКАЯ ЗЕМЛЯ, НО И ГОРДИСЬ!

Каким бы он был, мой дядя Пушмин Пётр Матвеевич, чьё имя увековечено на мемориале Славы? Два бетонных языка пламени высоко взметнулись в небо, у подножья живым ярким цветком горит Вечный огонь, а вокруг родные просторы, которыми недолго довелось полюбоваться погибшим на Великой Отечественной войне нашим землякам.

Плачь русская земля, но и гордись! Отдаляется от нас то огненное время, но боль утрат меньше не становиться.

Пётр был пятым в многодетной (10 детей) семье Матвея Никоновича Пушмина, а сейчас в живых только Дарья Матвеевна, которой 75 лет, но почтенный возраст не помеха вести активную жизнь: дача, внуки и правнуки, выступления в ансамбле «Дружба» при ДИ в п. Энергетик. Семья деда Матвея была чрезвычайно трудолюбива, держалась на строгости отца и сдержанности матери. Кроме того, каждый из детей был по-своему талантлив и художественно одарён.

Петя ушёл на войну восемнадцатилетним парнем. Был высок и очень хорош собой. Сестры, а их было 7 человек, Петю боготворили, в отличие от старшего брата Гани, который сестер не баловал, был с ними строг и даже крут.

В одно время с Петром были призваны Мария и Афанасий, старшие брат и сестра. Мария в 1941 г окончила курсы шоферов в Илимске, девушкой была боевой, задорной, бесстрашной. На фронте крутила баранку, а после болезни нередко и поварила на военной кухне. Однажды, во время команды «Воздух», все они, водители машин везущие снаряды, высыпали кто куда, а точнее в болото. Сидеть в смрадной и исключительно холодной воде пришлось долго. Скрюченную от боли в животе, Марию позже доставили в госпиталь, весь живот покрылся фурункулами. Вылечилась быстро, благодаря какой-то присыпке. Потом Мария не раз сетовала, что не спросила врача о чудодейственном снадобье.

В 1945 году была направлена вместе с другими сибиряками в Манчжурию, где прослужила ещё год.

У Даши остались воспоминания момента возвращения Марии с войны.

— Привезла китайские платки в подарок и большие красные яблоки. Но я куснула разок и сказала «как картошка».

Мария не раз рассказывала о службе в Манчжурии, о промозглых ночах, когда стоял на «часах», о постоянных недосыпаниях, о грубых сапогах, натирающих ноги, но всё было ничто по сравнению с радостью и ликованием победителей.

А как хотелось домой! Ничего, что теплушка насквозь продувается ветром, что теснота и сырость не дают уснуть, ведь впереди прекрасная жизнь!

… Я вновь и вновь вчитываюсь в гармонично звучащую строчку Пушмин Пётр Матвеевич, начертанную на каменном свитке мемориала, пока из-за горькой влаги на глазах она расплывается и сливается с другими Пушмиными, однофамильцами.

Когда Пётр был убит в сражении под городком близ Будапешта в 1944 году, брат Афанасий в очередной раз написал в рапорте: «Прошу отправить меня на фронт», теперь уже с припиской «отомстить за брата». Афанасий нёс службу на китайской границе. Война обрушилась на людей, сломала все планы, исковеркала судьбы. Вместо Московского художественного института, откуда пришёл вызов на учёбу, Афанасий в свои 18 лет встал на защиту восточных рубежей нашей Родины. Но рисовать не перестал. А на карикатуры немцев люди реагировали однозначно: — какие они страшные! На передовую Афанасия так и не отправили, но военной службе он посвятил всю свою жизнь, отличный стрелок, он во время войны кормил всю заставу. Ведь лозунг «Всё для фронта, всё для победы» работал в каждом уголке многострадальной России.

Его имя Мария произносила с глубоким уважением, образованность и интеллигентность вызывали в ней дочернее почтение, хотя он был младше на 5 лет. А имя Петра произносилось редко, потому что погибший брат был болью незаживающей.

— Такой необыкновенный был Петя, — восклицала Мария. Губы начинали подрагивать, брови горестно сдвигались, она низко наклонялась над шитьём, слёзы душили, поэтому рассказа о необыкновенности Пети почти никогда не получалось.

В те семидесятые годы, во время учёбы в институте, мы молодые, мнившие себя умными, вежливо выслушивали своих тёток и дядек, тогда пятидесятилетних, но дремуче, казалось, пожилых, выслушивали, интересовались, но тут же забывали — совсем другие дела заботили нас.

Но отдаляясь, то лихое время удивительным образом громадой надвигается на нас, всё сильнее сожаление о том, что не собирал по драгоценным крупицам всё пережитое своими родными, не записал их рассказы по молодости и недалёкости своей. А ещё по заблуждению извечному, что никогда не поздно порасспросить, поинтересоваться. Некоторые из нас зачёт по старославянскому ходили сдавать строгому преподавателю по 16 раз, я сдала на 3 или четвёртый, а вот экзамена на память и преклонение перед святыми людьми, моими родственниками, участниками Великой Отечественной я уже никогда сдать не смогу.

Почему-то за годы учёбы нам ни разу не предлагалось написать сочинение на военную тему не по конкретному произведению, а по собственному поиску фактов, отражающих героику тех лет. Да, именно героику Великой Отечественной, в те семидесятые не могли мы ещё знать, что в последующих военных событиях, ведь чуть ли не запрещают называть эти мясорубки войной, уже мои племянницы останутся без женихов, погибших в Афгане, Чечне.

Но вот уже и тёти Марии нет, хотя и прожила она 83 года, не имея детей, привечая и заботясь всю жизнь о многочисленных племянниках и племянницах.

Сестры Мария и Даша в 1982 году сумели посетить могилу Петра Пушмина в г. Хотване, что в двух часах езды от Будапешта.

Небольшой уютный венгерский городок утопал в красивейших цветах, а ведь стоял конец ноября, непривычно для сибирячек.

Возле каждого дома, опрятного и аккуратного, как на картинке, были выставлены вёдра с цветами на продажу. С охапками красных роз сестры поднялись на довольно высокий холм, где располагалось воинское захоронение.

По одну сторону обелиска с высеченными фамилиями кладбище советских воинов, по другую венгерских. Восемь нескончаемых рядов столбиков, безмолвно застыли они солдатскими шеренгами. Это их, молодых, белозубых в крике «Ура», страстно жаждущих дойти до победы, подкосила здесь смерть. Это их не дождались матери, отцы, сестры, братья, невесты. Это они не продолжили свой род, не дали жизнь тысячам русоволосых головёнок.

Отец Петра, Матвей Никонович, после получения похоронки, чуть не застрелился.

— Ты что это, тятя! — вовремя отобрал ружьё Ганя.

… Два ящика водки, привезённых с собой из дома, Даша разлила по этим столбикам. Мария помощницей была никакой, рыдания совсем обессилели её.

Вскоре после победы в Заярск, где жила семья Пушминых, приехал друг Петра, запомнилась Даше только фамилия его — Медведев. Гостил в большой семье, рассказывал о Петре.

Пётр Пушмин был связистом, наверное, поэтому он был захоронен не в братской могиле, а отдельно и с документами в кармане, видимо обнаружили его позже.

Задолго до гибели у Петра оторвало в бою палец, и они зашли с другом в полевой госпиталь, где Пётр увидел своего дядю. Михаил Добрынин из д. Селезнёво лежал на кушетке без сознания. Через какое-то мгновение началась адская бомбёжка, медсестра вбежала в палатку, закричала, кто на ногах, быстро разбегайтесь! Подхватив дядю Мишу, друзья оттащили его в окоп, сами остались в кустах рядом. От тряски дядя Миша пришёл в себя, увидел ребят недалеко, стал звать к себе. И вовремя, только успели отползти от кустов, как их срезало под корень.

Дядя Миша вернулся с войны инвалидом, хотя и ходил за лошадьми в хозроте.

И ещё один раз была у него встреча с племянником на дорогах войны. Подбежал Пётр, высокий, тёмные волосы волнятся, серо-голубые глаза искрятся радостью. Энергичный, молодой, подтянутый, таким и остался он в глазах дяди Миши навсегда.

Медведев оплакивал гибель друга не меньше родственников.

— Я должен был остаться там, а не он, ведь я один, никто меня не ждёт, некому встречать меня с войны, — говорил он.

На победу работали все.

Старший сын Гавриил, которого тогда все называли Ганя, был двадцати семи лет, когда началась война. Его не призвали на фронт, нужны были хорошие водители и здесь, в тылу. Гавриил возил грузы из Заярска в Усть-Кут, тогда эта организация называлась «Якутсктранс».

Даша вспоминает, что иногда брат брал её с собой в поездку, особенно, когда груз был сахарным и мучным.

На подъемах машина шла медленно, тяжело. Вот тут-то и заступала на службу с тозовкой, премией брату за хорошую работу, в руках перебиралась из кабины на кузов и зорко смотрела по сторонам.

Часто на таких тяжёлых подъёмах на грузовик нападали грабители. Выскакивали из леса, прыгали в кузов, сбрасывали мешок-другой, чтобы успеть скрыться. Беда такому ограбленному водителю — за недостающий килограмм загремишь под суд, не то что за мешок.

А однажды знакомые женщины попросились подвезти до ягодного места, забрались на кузов, уселись на брезент, укрывающий груз, брякали пустыми ведрами. А когда сошли и отправились восвояси, Гавриил обратил внимание, что вёдра подозрительно не качаются, да и хозяйки идут как бы не налегке. Остановил их и сдал солдату, тот на шлагбауме стоял перед Каймоново. Составили акт, муку вернули на место, но Гавриил делу ходу не дал, ведь дома этих женщин ждали дети.

Даша, сидя на верхотуре, на мешках с сахаром, то и дело их похлопывала, ладошка становилась белой и такой сладкой! Детям всегда в то время хотелось сладкого. Помнит, мать насыплет перед каждым на столе по ложке песка, вот и сидят они лижут белые кристаллики, растягивая удовольствие.

Забегал домой с рейса брат Ганя, весело кричал сестрам, которые бы ему в дочери годились: ^ Щенушки! — и все быстро соскакивали со своих мест. Кто наливал в умывальник воду, кто мыл сапоги, ставил самовар, бежал по другим делам. Благодаря сестрам, кузов в машине был начисто подметён, стёкла блестели, занавески в кабине наглажены, газеты свежие.

Работал Ганя почти без отдыха, только из рейса, опять загружается. Во время поездок страшно клонило в сон, тогда он говорил Даше: ** Пой! Даша пела и пела, пока не охрипнет, тут он сам встряхнётся и заорёт во всё горло, отгоняя сон. Испугал Дашу до смерти.

Однажды перед Усть-Кутом, недалеко от моста, сморился, у Даши сердце ушло в пятки, машина медленно пошла под крутой откос.

— Я схватилась за руль, закричала, заревела просто! — до сих пор без волнения тетя Даша говорить не может. Ганя не стал больше испытывать судьбу, перед мостом остановил машину, немного подремал.

Суровый режим работы навсегда подорвал казалось бы железное здоровье Гани. Водку он попробовал лишь в двадцать семь лет, был высок, плечист, отлично владел оружием, был метким стрелком, был удачлив в охоте на зверя.

Когда Ганя играл на баяне, то выражение его лица становилось отрешенным и задумчивым, мелодии звучали красиво и грустно: «Одинокая гармонь», «На сопках Манчжурии» и другие.

Недоеданием, сухим пайком во время рейсов нажил себе болезни, от которых и скончался в возрасте 62-х лет.

Первенец семьи Пушминых, Антонида, в 27 лет осталась вдовой с тремя детьми Петром, Анфисой и Иваном. Её муж, Егор Шестаков, в 29 лет погиб на фронте смертью храбрых, как написано было в «похоронке». В домике Антониды всегда над кроватью висели два портрета — её и Егора. Находился ей позже жених, но замуж она так и не вышла, навсегда осталась верна своему Егору и их совместным детям.

На начало войны самой младшей в семье Любе было шесть лет, все остальные, в силу своих сил и возможностей, помогали стране одолевать врага. Ухаживали за скотом, сдавали молоко, шерсть, вязали теплые вещи, шили. Мать, Татьяна Ефимовна, мастерица каких поискать, обшивала всегда мужа и детей с ног до головы. Даша помнит, что из отданной родственником поношенной кожанки, мать всем детям сшила ботиночки, которые служили им все тяжёлые военные годы.

Люба росла худенькой и болезненной девочкой. Сказались переживания матери, ведь перед войной вся семья была на её плечах и старшего сына. Матвея Никоновича, бывшего в то время председателем колхоза, по навету отправили в тюрьму. Разбирались больше года, оправдали. Сейчас Дарья Матвеевна имеет документ, какой выдаётся детям граждан, подвергшимся репрессиям реабилитированным. А Люба с малых лет мучилась головными болями и умерла от инсульта в 52 года.

Ни одно событие, сотрясавшее страну, не обошло стороной Пушминых. Родственника Матвея Никоновича ночью увезли на чёрном «воронке», и до сих пор о нём ничего неизвестно. На все попытки что-нибудь выяснить власти отвечали молчанием.

Но оптимистическое начало, вера, что всё образуется, всегда присутствовала в семье.

И когда началась война, никто не сомневался в её исходе. Трудолюбивая, отличавшаяся особым прилежанием семья стала отдавать работе втрое больше времени.

«Похоронка» на Петра Пушмина вряд ли сохранилась у родственников, прошло столько времени.

Но в скромной папке в военкомате вот уже 65 лет подшит листок — копия того страшного для всех извещения: «Ваш сын гвардии рядовой Пушмин Пётр Матвеевич, уроженец д. Селезнёво, Иркутской области, в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, погиб 26 ноября 1944года, похоронен севернее гор. Хотван 4 км — Венгрия».

А в нескольких папках покоятся порыжевшие листы с нескончаемыми столбцами фамилий, имён, отчеств с ещё более горькой припиской простым карандашом «можно считать пропавшим без вести».

Такие знакомые на «слух» фамилии земляков — Усовы, Заусаевы, Беломестновы, Сизых; Матвеи, Иваны, Егоры, Николаи, Василии — солидные русские имена, — все они кажутся мужчинами зрелыми, в годах, пока не посмотришь год рождения 1922, 1923, 1924 — девятнадцатилетние и чуть постарше — необыкновенные парни, кто из вас вернулся домой с войны? — Никто. Более того, лязгающими гусеницами войны прошлась по вам смерть, перемолотила и не оставила никакого следа.

Так каким бы он был Петя Пушмин, в числе других миллионов погибших за Родину? Вне всякого сомнения, у него была бы семья и дети. Много детей, как принято было в родительской семье. Он сам построил бы дом, как это сделали его братья.

Наверняка был бы ударником коммунистического труда, как старший брат Ганя.

Любил бы свой родной край, и как сестра Антонида, называл бы горящие жарками поля — Земля-красавица.

БИОГРАФИЯ АВТОРА

Данный материал доступен в соответствии с лицензией Creative Commons Attribution 2.5

ПОДЕЛИСЬ С ДРУГОМ!


VN:F [1.9.22_1171]
Rating: 0 (from 0 votes)




Рейтинг:
VN:F [1.9.22_1171]
Rating: 5.0/5 (2 votes cast)
| Дата: 3 декабря 2010 г. | Просмотров: 2 608