ПОДРАНОК (автор: Сергей МАСЛАКОВ) - ИМЕНА БРАТСКА
ПОДРАНОК (автор: Сергей МАСЛАКОВ)
ТРИ ГОДА В НЕМЕЦКОМ ПЛЕНУ
В течение многих лет Зинаида Ивановна Донина рассказывает школьникам Братска о войне. О тружениках тыла и фронтовиках, с которыми еще недавно работала бок о бок в совете ветеранов Правого берега. Иногда вспоминает детство, и тогда её голос начинает дрожать: в пять лет её вместе с сестрами и братьями забрали в немецкий плен. Вспоминать такое нельзя, уверена Зинаида Ивановна, но человеческая память так устроена – не забыть…
В НАЧАЛЕ ВОЙНЫ
Колхоз деревни Лазенки, что между Смоленском и Калугой, в 1941 году вышел в передовые. Отец пятилетней Зины, Иван Иванович Дорошенков, возглавлявший одну из колхозных бригад, строил большие планы: отсеялись в срок, всходы радовали, и погода была на редкость милостива. Все его четырнадцать сестер и братьев работали, не покладая рук. В семье Дорошенковых царил полный лад. Евдокия Андреевна, мама Зины и ещё четверых детей, Славика (старшего), Димы, Лидушки и Полинки, самой маленькой, грудничка, хлопотала по дому и радовалась каждому приходу мужа, усталого и довольного.
Но началась война. Деревня Лазенки в момент опустела, ушли на фронт все двенадцать братьев Дорошенковых.
Немцы семимильными шагами шли на восток, и вскоре были в Лазенках. Сначала опустошили хозяйство деревни, все 60 дворов, а потом взялись за людей, отбирая молодых парней и девчат для работы в Германии. Увезли двоюродную сестру отца – после войны она расскажет, как работала на каком-то заводе в Силезии. Но никто и предположить не мог, что Лазенки ждут еще более суровые испытания. Партизанские отряды в брянских лесах то и дело давали о себе знать, изрядно досаждая фашистам. И это было как отдушина. Местный староста-инвалид, в свою очередь, отправлял в леса продовольствие. Наказать партизан и их пособников немцы решили по-своему.
— Нас, женщин и детей, погнали к риге, через речку на пригорок, — вспоминает Зинаида Ивановна. — Рига дымилась, потом запылала, и мы должны были смотреть, как в ней горят люди. Слушать, как они кричат. Я была маленькой, но эти крики слышу до сих пор. Вижу, как женщины, дочери горящих стариков и мамы горящих мальчишек на глазах превращаются в седых старух…
У АДСКИХ ВРАТ
Больше всего её пугали собаки. Первый раз она услышала их в тот несчастный день, когда всех жителей Лазенок, с коровами и полудохлыми лошадьми, согнали в огромную толпу таких же бедолаг из соседних деревень и погнали на запад.
14-летний Славик, Зина, Дима, Лида и Полинка на руках у мамы затерялись где-то внутри этой толпы, задыхались от пыли, и не знали, куда их ведут. Шли день, два, три (а может, и больше) — до тех пор, пока не уперлись в высокие ворота Рословского распредлагеря. (Позже она решит, что так, наверное, и должны выглядеть ворота ада). Ворота со скрипом раскрылись, залаяли собаки, и начался ад. Женщин заталкивали в одни бараки, детей – в другие. Плач, крики. Какая-то женщина уцепилась в ребенка, не отдает. Уже и собаки кусают, посыпались пинки. Упала на землю, вскочила, и снова бросилась к своему дитя. Раздался выстрел. Женщины притихли, и только дети по-прежнему голосили. Зина видела, как мама с Полинкой на руках тянется к ним, старшеньким, плачет, но её подталкивают к «взрослому» бараку.
— Нас, уже без мамы, завели в барак, и велели спать, — вспоминает Зинаида Ивановна, и не может удержаться от слез, словно ей снова, как тогда, пять лет.
Но как спать без мамы, когда тебе пять лет? А Димке и Лизе и того меньше. Старший Славик теперь для них и папа, и мама. Его успокаивающие слова, многодневная усталость и полное непонимание происходящего приносят сон.
ОПЫТЫ НАД ДЕТЬМИ
Бесконечной чередой потянулись пустые дни. Детей постарше отправляют на кухню чистить картошку для немцев и мыть посуду, а Зина, Дима и Лиза сидят, скучают или ходят вокруг столовой, принюхиваясь к ее запахам, глотая голодную слюну. Иногда двери распахиваются, и они замечают, как немцы жрут сосиски, заедая отварным картофелем. Они боги, а ты маленькая голодная собачонка, не понятно почему оторванная от мамы. Евдокии Андреевне нет-нет да удастся пробежать мимо своих детей и на ходу сунуть кому-нибудь в руку слежалую лепешку печеного картофеля. Детей почти не кормят – силы в них поддерживает лишь какая-то баланда из овощных очисток. Иногда их выгоняют на работу – то хворост собирать, то картошку в поле. Корзина — больше сборщика.
— Шнель, шнель, — поторапливает надсмотрщик, вышагивая рядом вместе с вечной собакой на поводке.
Старших детей, среди которых и Славик, раз в две-три недели куда-то увозят. Возвращают их в колясках, полуживых, бросают на нары, и они спят беспробудно. Потом их чем-то кормят, но некоторые умирают, так и не поднявшись с нар. Славик, как чумной, еле ходит, толком ничего не помнит, но сказал, что им ставят какие-то уколы и берут кровь для раненых солдат. Некоторые мальчики не возвращаются из этих отлучек. Вот и Славика увезли в пятый или шестой раз, и сколько младшие не ждали, Славик больше не вернулся.
С голода и холода заболела младшая, Полинка. Лекарств не дают, и как ни старалась мама, Полинка, отмучившись две недели, умерла.
А дни тянутся и тянутся. Год, два…
СПАСЕНИЕ
Зимой 44-го война докатилась до Рословского лагеря. Пленные оказались меж двух огней – с одной стороны бьют немцы, с другой – русские бомбят склады, расположенные неподалеку от лагеря. Всё смешалось. Побежали кто куда. Зину ударило чем-то в руку. Полетела, будто во сне, и упала, смешавшись со снегом.
Нашли ее русские солдаты, собиравшие раненых, и только это спасло ей жизнь. Отвезли в военный госпиталь в Калугу, где она пролежала целый год и вынесла четыре операции.
Вернувшись домой, Зина застала маму и оставшихся в живых брата и сестру в землянке, вырытой среди огорода. От некогда справной деревни Лазенки ничего не осталось, кроме печных труб. Некоторые семьи, у кого вернулись с войны отцы, уже строили новые дома, но Дорошенковым ждать было некого: отец, как сообщала с трудом нашедшая семью похоронка, погиб еще под Ленинградом, в разведке, и от него не осталось даже фотографии. Перед оккупацией мама собрала все документы и фото, завернула в тряпочку и закопала под яблоней, а вернувшись из лагеря, нашла в этом месте лишь труху. Не вернулись с войны и 11 братьев Ивана Ивановича – все до единого.
— Как жить-то будете? – спрашивали соседи.
— Картошка есть, проживем, — отвечала Евдокия Андреевна, — лишь бы не было этой страсти…
В землянке они жили пять лет.
* * *
Сколько раз она об этом рассказывала? Десять, двадцать, и всякий раз её душат слезы. Слушая её, дети обычно молчат. То ли не могут понять, что это действительно было, то ли для них это такая же реальность, как компьютерная игра. Но однажды к ней подошла девчушка с бантами на голове, погладила по руке и сказала: «Как мне вас жалко…».
Источник: сайт газеты «ЗНАМЯ» (г.Братск)
ВНИМАНИЕ! Комментарии читателей сайта являются мнениями лиц их написавших, и могут не совпадать с мнением редакции. Редакция оставляет за собой право удалять любые комментарии с сайта или редактировать их в любой момент. Запрещено публиковать комментарии содержащие оскорбления личного, религиозного, национального, политического характера, или нарушающие иные требования законодательства РФ. Нажатие кнопки «Оставить комментарий» означает что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять.
