ПРО БАБУШКУ ФЕНЮ (автор: Владимир МОНАХОВ) - ИМЕНА БРАТСКА
ПРО БАБУШКУ ФЕНЮ (автор: Владимир МОНАХОВ)
Бабушка моя Феодосия Степановна Миняйло (я называл её баба Феня) во времена УССР была предпринимателем, хотя этого слова тогда не употребляли, и никогда на государство не работала. Ну разве что по молодости была в колхозе несколько лет, но вспоминать об этом она не любила. Благодаря её заботам наша семья жила хоть скромно, но не бедно. К тому же бабушка сама, без посторонней помощи, строила себе дом в городе Изюм, на улице Энтузиастов (раньше она называлась скромнее — Ивановская). Работала в одно лицо.
Рядом с домом был большой огород, и тут, конечно, задействованы были руки всей семьи, в том числе и мои. Бабушка создала огромные плантации клубники, которые давали основной доход семье, потому что её продавали в ближайших промышленных городах — Донецке и Харькове. Однажды ездили с клубникой даже в Москву. Тогда я впервые побывал с бабушкой, поскольку она была верующим человеком, в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Та поездка навсегда врезалась в память и оставила глубокий след как первая встреча с красотой. Бабушкин летний бизнес позволил мне почувствовать себя на местных рынках своим человеком, но самое главное, дал мне возможность с детства попутешествовать по СССР.
Но был у бабушки еще один источник финансового накопления. Тогда на Украине работали маленькие частные мастерские, которые производили необходимый людям товар. Бабушка была посредником между этими мастерскими и покупателями на селе, специализировалась на поставках тапочек, платков и фартуков. Попутно, бывая в больших городах, она прикупала в магазинах для деревенских знакомых заказанный ими товар. Почему-то чаще всего это были богатые яркие платки. Я хорошо помню, как этот товар потом хранился у нас под кроватью, пока бабушка не отвозила его в деревню. Теперь я понимаю, что у бабушки всегда был значительный оборотный капитал, который позволял ей приобретать товар впрок. По тем временам такая форма работы считалась спекуляцией, но бог её миловал от происков ОБХСС. Подозреваю, что баба Феня не наглела, а сельчане села Кунье, Изюмского района, откуда она была родом, важную поставщицу товара не сдавали местному участковому. Тем более что часто она товар отдавала в долг и порой брала не деньгами, а продуктами — курица, яйцо, мясо… Вот такой был у неё бартер. Продукты шли в нашу семью. Других родственников у нас рядом не было.
Мне иногда кажется, что если бы баба Феня жила в наше время, то она могла стать средней руки предпринимателем и довольно успешным. При этом надо помнить, что бабушка окончила только два класса церковно-приходской школы и едва могла расписываться. А вот считала ловко. Внуку- мошеннику ни разу не удалось обмануть её.
Иногда для пересчёта накопленного капитала она приглашала сметливого внука. Пересчитывать деньги было моим любимым занятием, потому как в эти минуты я с удивлением обнаруживал, что баба Феня была богатой — у неё было запрятано в чулок порой до 3000 рублей. Сумма по тем временам для мальчика, не державшего в руках больше рубля, умопомрачительная. Но потом деньги куда-то исчезали — бабушка строила дом, а туда уходила львиная доля её доходов. При этом пенсию она получала скромную – всего 23 рубля. Таков был итог её короткой колхозной жизни, и ничего удивительного в этом не было, тогда многие старухи имели столько же. Даже те, кто всю жизнь горбатился на государство. Это в 70-80-ые пенсии стали подниматься значительно, аж до 136 рублей…
Во время семейного пересчёта у меня разгуливалось чувство корысти и жадности. Сначала я норовил выцыганить у бабушки деньги. Но она была кремень — деньги на дом! К тому же у неё было всегда наготове деловое предложение — сходи на рынок и продай чего-нибудь из хозяйства. И я торговал бахчевыми, клубникой, овощами…Для украинского хлопца тех времен базар был и театром, и университетом жизни…Но торговал я до тех пор, пока меня не застукала за этим занятием учительница истории Валентина Степановна Черевко (в школе педагог покровительствовала любимому ученику). Она сначала выговорила мне, а потом матери — и тогда мать категорически запретила заниматься моим маленьким бизнесом. Маму сразили слова учительницы о том, что её сын умен и подаёт в науках большие надежды, а его развращают и портят торговлей на базаре. Но это уже другая история.
Иногда, пересчитывая у бабушки деньги, я пытался незаметно просчитаться, чтобы заныкать хотя бы три-пять рублей на свои мальчишеские нужды. Но самое удивительное, бабушка всегда разоблачала моё детское мошенничество и, даже если это было не в момент кражи, а какое-то время спустя, сердито говорила: «Верни пять рублей, которые прилипли к твоим рукам». И я не спорил — безропотно отдавал. Но тем не менее, баба Феня снова и снова привлекала внука к процессу пересчёта богатой кубышки. Теперь я понимаю, что таким образом она приучала к деньгам и честности хотя бы в пределах семьи.
В 80-х летом я с семьёй был у бабушки в гостях. Она уговорила меня заняться пересадкой клубники. Я решил помочь — копал, поливал, сажал, на это ушло две недели. Жена ворчала — лучше на реке загорать, чем в огороде болтаться весь отпуск. А через год баба Феня прислала мне 1000 рублей. «Это твоя доля с урожая»,- написала мне бабушка. Отдал жене — обуть, одеть дочерей…Жена удивилась — ничего себе доход — три моих месячных зарплаты! И задумались мы, а не переехать ли нам на Украину к бабушке, но бог,как сейчас понимаю, миловал…
Разве свет на всех один.
а тьма у каждого своя?!
Из дневника
Из семейного архива В.Монахова
Мимо кладбища проходила дорога, по которой мы ездили в город на базар, по ней же и возвращались. Кладбище стало для меня привычным, непугающим. Мы даже частенько играли с пацанами среди могил. Но это днем, а ночью оно приобретало зловещий вид, и люди старались попасть домой засветло.
Не столько было страшно на самом деле, сколько от всевозможных баек и страшилок, которые детское воображение всегда редактировало в сторону жути
В родительский же день на кладбище было людно. Жизнь осветлялась солнцем, и от обилия еды, выставленной у могил, на душе становилось празднично. Бабушка вела меня к какому-то только ей известному месту, за пригорок, где людей не было. Могилы здесь разрушены, кресты повалены, часто встречались кучи мусора. Но вот бабушка остановилась, отпустила мою руку и стала крутиться на одном месте и поисках могилы.
-Да где же она? Да что это такое? – бормотала она, перебегая от холмика к холмику. – Вот Федор, вот баба Матрена, вот их сын Микола… А где ж ты, тату? – спрашивала кого-то неизвестного бабушка. – Что за наказание?
И вдруг бабушка упала на колени перед кучей полуистлевших венков и стала оттаскивать их в сторону. А под ними обнаружился маленький, почти сравнявшийся с землей холмик, и баба Феня, зарыдав в полный голос, от чего я весь сжался, стала голыми руками нагребать со всех сторон песок к этому холмику. Она стонала, причитала, но продолжала стаскивать со всех сторон горячий песок. Я уже заметил, как за её руками тянулись тонкие струйки крови от ранящих пальцы повсюду разбросанных колючек. Но бабушка, словно не ощущала боли. Между стонами я слышал, как она молила прощение у своего отца, сообщала о матери моей, которая в двадцать три года стала вдовой, и что теперь она живет с внуком Вовой, а дочь опять вышла замуж…
Когда холмик подрос, бабушка на секунду остановилась передохнуть. И увидела меня, стоящего рядом. К своему изумлению, она обнаружила, что внук улыбается. Тут же ловким движением она дернула меня за руку, и я очутился рядом с ней на коленях.
-Греби!- властно сказала бабушка.
-Это еще зачем? – попытался я сопротивляться.
-Греби!- повторила она, но, увидев, что я не собираюсь этого делать, взяла за шкирку и ткнула лицом в горячий песок.
Я заплакал, попытался подняться и бежать, но жесткая рука бабушки Фени держала меня крепко.
И мне ничего не оставалось, как нагребать песок на могильный холмик. Вскоре я почувствовал, как злая колючка впилась в палец, и вскрикнул от боли. Баба Феня тут же взяла мою руку, освободила палец от колючки, отсосала появившуюся кровь.
Потом разложила припасенную для поминок еду. Это была уже другая, хорошая бабушка.
-Ешь! – протянула она мне большой кусок пирога.
Я с жадностью схватил его, лишь бы больше не нагребать этот проклятый песок. А бабушка протягивала мне то яичко, то колбаску, и я ел. Ел жадно, как будто в последний раз. А она говорила – о своей жизни, о жизни моей матери, рассказывала и обо мне. Потом прислушивалась к чему-то и согласно кивала: «Да, тату, ты прав! Спасибо тебе за совет». Я ел и видел перед собой ту самую лучшую бабушку, которая изредка целовала меня в лоб или по возвращении с базара протягивала красивый, большой, в виде коника, пряник. А когда меня кто-нибудь обижал на улице, бросала всё и вступалась на своего единственного внука. Я жил в жестком драчливом мире, где бабушка не раз полосовала меня лозой, но она же была и моей защитницей от любой угрозы извне.
Когда шли с кладбища с пустыми котомками ( что не съели, раздали нищим), я потянул бабушку за руку и спросил:
-Ты когда с дедом Степаном разговаривала, что он тебе сказал?
-Сказал, чтобы тебя берегла пуще ока!
-А почему я этого не услышал?
-А потому что ты его слушал.
-Но я же рядом сидел!
-Рядом – да не вместе! – ответила бабушка.
26 мая 2017 года
Источник: сайт Издательства АСТ
