ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ МАКСИМА ОРЛОВА - ИМЕНА БРАТСКА
ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ МАКСИМА ОРЛОВА
Об авторе:
Литератор (стихи, литературная критика, публицистика). Эксперт в области безопасности зданий и сооружений г. Братска. Доцент кафедры СКиТС БрГУ. Член Союза писателей России (2010). Член редакционного совета журнала «Северо-Муйские огни» (2010). Член литературного объединения «Откровение» (г. Братск). Лауреат нескольких литературных конкурсов. Исследователь творчества поэта Леонида Мартынова. Автор шести книг: 4-х сборников стихов, сборника литературно-критических статей и брошюры о Леониде Мартынове. Один из авторов антологии поэзии Приангарья «Бег времени». Стихи и критические статьи опубликованы в журналах «Юность» (Москва), «Сибирь» (Иркутск), «Слово Забайкалья» (Чита), в газетах «Литературная газета», «Литературная Россия» и многих других изданиях в РФ и за рубежом. Выпускник Иркутского политехнического института (1978).
ЧЕЛОВЕК
Не зовите меня «грузом 200»:
я такой же, как вы, – человек.
Я попался вчера в перекрестье
чьей-то оптики… Шел белый снег,
и снежинки на солнце искрились,
хаотично кружась на ветру…
В одночасие всё прекратилось:
пулей шаркнуло мне по нутру.
Долго, долго несли до санбата,
положили на стол наконец.
Подключили ко мне аппараты,
понимая, что я – не жилец.
Помню только хирурга седого,
неестественный ламповый свет…
Ещё помню, что был забинтован,
Но меня уже нет, уже нет…
Я теперь только цифра из сводки
писарей из армейских штабов.
Я плыву в своей цинковой лодке
по фарватеру без берегов.
Удостойте хотя бы той чести –
благодарен вам буду вовек –
не зовите меня «грузом 200»,
я такой же, как вы, – человек!
* * *
Я.Смелякову
Если я заболею,
к друзьям обращаться не стану,
ведь у них без того
предостаточно всяких хлопот.
В одиночестве буду
зализывать старые раны
и повязки менять
на рубцах от недавних невзгод.
Обращусь я к друзьям,
когда буду в полнейшем
порядке,
когда буду в седле
и по жизни смогу гарцевать.
Обращусь я к друзьям,
когда выброшу к чёрту облатки:
– Заходите, друзья,
буду вас с нетерпением ждать.
Заходите, друзья,
навестите меня без предлога,
когда выпадет снег
и задует холодный норд-ост.
Вспомним мы о былом,
и расскажем друг другу о многом,
и содвинем хрусталь
под какой-нибудь простенький
тост.
Заходите, друзья,
мои двери для встречи открыты.
Заходите тогда,
когда некуда больше идти.
Заходите тогда,
когда голодны вы или сыты.
Заходите тогда,
когда сбились с прямого пути.
Дорогие друзья,
непременно зайдите проведать.
Нужно нам обо всём
обстоятельно потолковать.
Заходите, друзья,
ведь вам есть что о жизни
поведать.
Заходите, друзья,
мне вам тоже есть что
рассказать.
КАЖДОМУ – СВОЁ?
В инкрустированной
деревянной шкатулке
храню не бирюльки-фитюльки –
храню отцовские медали,
которыми награждали
за тёплую кровь человечью,
за шинелку овечью,
за рытьё блиндажей,
за кормление вшей,
за промозглость землянки,
за подбитые танки,
за ночной артналёт,
и за вражеский дот,
и за шквальный обстрел,
за безжизненность тел…
Чтоб дебаты и прения куцые
мы б вели теперь о реституции.
* * *
Итак, вначале было слово!
Чтобы его произнести,
необходима подоснова:
ухабы бренного пути.
Судьбой подёрнутые струны
способны были на надрыв.
И я писал, возможно втуне,
о передрягах позабыв.
Как семиструнною гитарой,
под покровительством ночей
повелевали мною чары
незарифмованных очей.
И слово строчку подгоняло,
и рифмы знали свой ранжир.
Мне этого казалось мало:
хотел переиначить мир!
Пора настала листопада.
Теперь, чтоб слово донести,
мне помогает не бравада –
ухабы бренного пути.
А что же мир? Перелопачен
столбцами из обычных слов?
Всё было несколько иначе –
я потрясён был до основ.
ОТЧЕСТВА
Мы однокашников зовём по именам,
без должностей, без отчеств, без
фамилий.
Неважно, что полвека будет нам
и годы нас давно посеребрили.
У многих уже внуки – школяры,
но мы всё те же – Лены, Гены, Вали…
Нас позабыли школьные дворы,
но мы их вспоминать не перестали.
Мы не забудем яблоневый сад,
наш стадион, и тополей прохладу,
и школьного буфета лимонад,
и юношей мужающих браваду,
и фартуки взрослеющих девиц,
что ослепляли дивной белизною,
и взгляды из-под трепетных ресниц,
что так нас будоражили весною.
Не холят, не лелеют нас года…
Сентиментальным стал я, извините…
Друзей зовем по отчеству тогда,
когда читаем надпись
на граните.
* * *
Ма́ксима такая у Макси́ма:
«Росс» и «я»
слагаются в «Россия».
Тождество реально, а не мнимо.
Для меня оно неоспоримо.
№2
Веду иное летоисчисленье,
оно не от рождения Христа.
Его веду с того ночного бденья,
когда твои открытые уста
безмолвствовали. До испепеленья
горел любви отчаянной костёр.
Когда же прогорели все поленья,
то через створ тобой открытых штор
рассвет сиял заоблачным свеченьем,
и солнце распаляло свой фонарь,
предвосхищая дня преображенье
и расточая утренний янтарь.
С тех пор веду иное исчисленье,
забыв григорианский календарь.
МiРЪ и МИРЪ
Как приятно не отправляться в тур по Италии этим летом.
Б. Коллинз
Слава Богу, в Италию я не отправлюсь!
По Неаполю, Риму не буду бродить.
На машине своей лучше здесь покатаюсь –
по разбитым дорогам. Не нужно будить
потускневшее воображенье. Неважно,
что здесь нет колоннад, анфилад и т.п.
Утолить не смогу путешествия жажду,
но трястись не хочу ни в СВ, ни в купе.
Мне гостиниц уют отвратителен, мерзок.
Правда, нет здесь аббатств, куполов,
базилик.
Лучше местных прочесть пару-тройку
газеток
чем коверкать чужой итальянский язык.
А на кухне уже дожидается завтрак.
Ведь живу как-никак я без евро и лир.
То, что было вчера, будет нынче
и завтра…
Под бряцание лир мiръ скукожился
в миръ*.
*– мiръ – Вселенная;
миръ – спокойствие, тишина.
СИБИРЬ
Околесица стука, стон упругих рессор.
Пассажиров расспросы и пустой разговор.
Ожидание, скука… За окошком – метель.
Навивают колёса на себя параллель.
Параллели Сибири – параллели судьбы.
Тропы, тракты, дороги, верстовые
столбы.
Необъятные шири и суровость тайги,
буреломы, пороги, завыванье пурги.
Нам достались в наследство со времен
Ермака
средоточие стужи, океан сосняка.
Поезд карту утюжит в направлении норд.
Я пленён с малолетства сеткой
этих широт.
Иркутск – Братск
ВИСОКОСНАЯ
Назову тебя високосною,
календарь судьбы опровергшею,
ностальгически русокосою,
в мой февраль без спроса вошедшею.
Для чего меня обнаружила?
По какой, скажи мне, оказии?
Закружила, пленила, завьюжила,
високосная моя пассия.
Без тебя как жил? Сам не ведаю!
Пробегали дни одноразово…
Я о них тебе не поведаю,
не настаивай, ясноглазая.
На пороге март. Значит, быть весне!
Ведь планета по-прежнему вертится!
Наяву с тобой? Или же во сне?
Поцелуй, не дай разувериться.
Назову тебя високосною,
календарь судьбы опровергшею,
ностальгически русокосою,
в мой февраль без спроса вошедшею.
НАСКАЛЬНЫЙ АМФИБРАХИЙ
«Здесь будет построена Братская ГЭС» –
Наймушин прочёл, поразился:
– Какой же смельчак на скалу ту залез?
И как он с неё не свалился?
Здесь будет построена Братская ГЭС!
Пророчество это – не байки!
Но ждут нас не страсти заигранных пьес…
Палатки нас ждут и фуфайки.
Здесь будет построена Братская ГЭС –
строку повторял как молитву,–
Нелёгкий нести нам приходится крест,
а стройка похожа на битву.
Здесь будет построена Братская ГЭС!
Другой не желаю судьбины.
А там, где стою, будет море окрест
и воды закрутят турбины.
Здесь будет построена Братская ГЭС!
Слова эти все прочитали!
Пусть будет бетона последний замес
итогом наскальной скрижали.
Здесь будет построена Братская ГЭС,
назло завываньям метелиц!
…И слушал Наймушина девственный лес
при свете небесных Медведиц.
* * *
Фотографируемся часто…
На юбилеях, за столом…
В год фотографий полтораста
Кладём в новёхонький альбом.
Храню на самой дальней полке
Портрет с пометкой «Порт-Артур».
С него мой пращур на потомков
Глядит сто лет. Его прищур
Застыл навеки. На картонке
Приклеен снимок-раритет.
Клеймо фотографа в сторонке…
Не фотография – портрет.
За годы поистёрся глянец,
Но предстаёт при свете бра
России канувшей посланец
Из друз хлорида серебра.
Смотрю на старые портреты
И цепенею каждый раз:
Не мы глядим на лица эти –
Они разглядывают нас.
* * *
Живи, помня, как коротка жизнь
Квинт Гораций Флакк
Авторитетен Квинт Гораций,
Но мне другая суть видна:
Судьба вместилась в три абзаца,
А жизнь, как будто бы, длинна…
Чересполосица событий
затмила прошлое как дым.
Всегда грядущему открытым
я был и буду таковым.
Но иногда бессонной ночью
(как пишут лирики: в ночи)
мне душу разрывают в клочья
воспоминанья-палачи.
И только в этом средостенье,
на стыке завтра и вчера
рождается стихотворенье
(штамп тут как тут: из-под пера).
Пускай к утру до дна исстрочен
и Муза сгинуть норовит,
подобной благодарен ночи.
… А в целом прав Гораций Квинт!
День России, 2017
ЭТЮД
Двор как двор: обрубки тополей,
на бетоне мусорные баки,
на колодце стайка голубей,
взгляд просящий брошенной собаки…
Дом как дом: квадратно-типовой,
сделанный из железобетона,
дверь в квартиру возле лифтовой,
спальня, зал, санузел, два балкона…
Жизнь как жизнь: панельная юдоль,
как у всех – работа и маршрутки,
ближе к ночи – головная боль –
мстят за что-то прожитые сутки.
Смерть как смерть: проехал катафалк,
увозя соседа в зазеркалье,
оборвался с этим светом фал,
снят последний оттиск с божьей кальки.
УРОКИ ЧЕРЧЕНИЯ
Вижу тебя, золотое сечение, –
мытарств моих поперечный разрез.
Вся моя жизнь – обстоятельств стечение
и обязательств надуманных пресс.
Строгим весьма был Учитель Черчения,
не беспричинно меня попрекал…
Знать оттого моей жизни течение –
контур по граням шаблонных лекал.
Мной нарушались каноны черчения –
Линч над собою чиню до сих пор…
Пустопорожни о прошлом речения,
как и банален о нынешнем ор.
Жить на Земле, несомненно, фантастика!
И не беда, что грешил транспортир.
Мне не найти подходящего ластика –
ватман судьбы поистёрся до дыр.
ПЕРИОД ДОЖИТИЯ
На столике – и пластырь и псалтырь.
М. Петровых
На столике – не Энгельс, а псалтырь,
в стакане – не портвейн, а минералка,
а в зеркале – не молодец, а хмырь,
не парус поднят – яхту держит чалка.
Всё вержится, что совершу кульбит:
пойду под парусом, налью в стакан Агдама,
и «Анти-Дюринг» будет мной добит,
зеркал помолодеет амальгама.
Но прав сто раз Эфесский Гераклит,
что рёк про реку – суть общеизвестна.
Любой из нас в судьбу как будто влит,
всему есть время и всему есть место.
Судьба и время – корпус субмарин,
и никуда не деться из подлодки,
а в алых парусах, товарищ Грин,
нет надобности в нашем околотке.
Куда ж нам плыть? Каков последний галс?
Задраены навечно переборки?
Намедни мне был послан свыше глас:
Препоны не снаружи, а в подкорке.
ПАЛИТРА
Сожалею, что вам фиолетово
всё, о чем я так сладостно пел:
про причуды и беды поэтовы,
и взахлёб – о Мартынове Л.
Жаль, что вам серобуромалиново
то, над чем вечерами корпел.
Между нами непреодолимое
отчуждение душ, да и тел.
Вы и броская дама и гарная,
и так ластится ваш креп-жоржет…
До столба, полагаю, фонарного
мой четвёртый по счету сонет.
А когда произнёс поучительно:
Гумилёв – это не Могилёв, –
Вы назвали меня существительным,
я озвучить его не готов.
Вы закончили фразою смачною –
этим штилем не пишут новелл…
И поплёлся я прочь старой клячею,
не один, а с Мартыновым Л.
Самому мне бывает сиренево
почти всё, что узрел и воспел…
Почитать, что ли, на ночь Кенжеева?
Или лучше – Мартынова Л.?
ДУАЛЬ
«Люди уходят в землю,
души уходят в небо.
Эту дуаль приемлю
без оговорок, ибо
выстроена не нами
данная эпопея.
Тлеем мы лишь телами,
души – в Кассиопеях…»,–
так утверждал известный
в городе литератор.
…А на погосте местном
бия челом о землю,
зверем выл экскаватор.
Сам-то, чего?.. Приемлю?
РЕКИ
В Прибайкалье есть речка
под названьем Куда.
Мне вещует сердечко,
что плыву не туда.
Слишком поздно проведал
про такую реку:
миновал бы все беды
на прошедшем веку.
Обошёл все пороги
и не сел бы на мель,
а достиг бы в итоге
благородную цель.
Я души все раздоры
разрулил бы зараз.
И кудыкины горы
покорил и Парнас.
Не на этой речонке
ставил я невода.
Шла моя плоскодонка
по реке Никуда.
ДЕПРЕССИЯ
Где ты, где ты мой доктор Живаго?
Исцели стихоплёта живого.
На плаву ещё держит бумага,
и не тонет соломинка-слово.
Помоги мне, мой доктор Живаго,
не задерживайся у порога.
Ещё бродит бытийности брага,
оттяни же приход эпилога.
Я хочу ещё, Юрий Живаго,
станцевать аргентинское танго,
а не танго, так жок или жигу,
под форшлаги эстрадника Дранги.
Персонаж ты и только? – Живаго?
От тебя не дождешься подмоги?
Всё равно монолог мой во благо,
отступили на время тревоги.
Я и сам оклемаюсь, Живаго,
раз не все я закончил эклоги,
до конца не написана сага,
рановато итожить итоги.
Понимаешь, дружище Живаго,
просто я в состоянии грогги,
хоть не пил я горячего грога,
вот такая, Живаго, бодяга.
В том уверен я, доктор Живаго,
что станцую с блондинкою танго,
а быть может, с брюнеткою жигу,
и нам сбацает Петечка Дранга.
ОЗНОБ
Устав от гнёта городских хвороб,
я обхожу посёлок Постоянный…
И лик его, знакомый, деревянный,
ввергает в неожиданный озноб.
Топчу трещиноватый тротуар,
о гачи бьются стебли иван-чая.
Знакомые приметы привечаю
и открываю старый портсигар.
С крыльца взирает местный рыжий кот –
он служит понятым у лукоморья.
Преодолев посёлочное взгорье,
ищу полузабытый поворот.
Ещё чуть-чуть – и вот он, отчий дом…
Заменена на новую ограда…
А облик незабвенного фасада
такой же, как и в семьдесят шестом.
Транжира времени и юношества мот
не разорвал с двадцатым веком звенья:
реальным показалось наважденье –
на ужин меня матушка зовёт.
Хозяев нет. В дверях другой замок.
Из под стрехи вспорхнула ввысь синица.
Былого перевернута страница,
заученная мною назубок.
* * *
Неправда! Прилетали музы!
Я помню: ластился шифон.
Я помню юбки их и блузы.
Всё – внове, всё – из ряда вон.
И я и музы на излёте…
Полёта ниже потолок…
Спросил у Музы:
– Что вы пьёте?
– Налей-ка водочки, милок.
* * *
Шестьдесят! А где же трезвый ум,
логика, умение итожить?
Где серьёз философичных дум?
Где способность на́жить* преумножить?
В том моей заслуги вовсе нет,
что Земля пять дюжин оборотов
совершила – Бог был милосерд! –
выплывал я из водоворотов!
До сих пор себя не научил,
словно хлам, раскладывать по полкам.
И себя с эпохой не сличил,
и в других не разобрался толком.
Моё сердце ходит ходуном,
будто я на стартовом отрезке…
Глупо думать только об одном:
сколько лет в оставшемся довеске?
*Нажить – (сущ., устар.), всё нажитое.
ПОСТЪЮБИЛЕЙНОЕ
— Вдовствую без малого два года…
Комитет культуры юбилей
мужа моего вчера отметил
В «Нефтехимике». Прошло всё вроде
бы пристойно… Сладостный елей
изливался в память о поэте…
Выступил и мэтр и графоман…
Микрофон залапали пииты,
воскурили хором фимиам,–
спичи юбилейные избиты.
Будeм мы всенепременно квиты
с этой жизнью – вечен «аз воздам».
Я любила мужа – не поэта!
А стихи? Живут же без стихов…
Крутобёдрым посвящал сонеты,
мне досталась только пара строф.
Каждой клеткой, каждою ресничкой
чувствую, что я ещё жива!
Скорбь моя становится привычкой…
Надо жить! Я разве не права?
РАЗНОСТЬ ПОТЕНЦИАЛОВ
Ах ты совесть моя, диссидентка!
Слышу твой протестующий глас –
вопиешь из сердечных застенков.
Чем тебя огорчил в этот раз?
Укоряешь меня и перечишь:
то не эдак и это не так.
О свободе не может быть речи,
жизнь моя – настоящий ГУЛАГ.
Велика разность потенциалов
между льзя и полярным нельзя.
Как бы совесть не уничижала,
с ней, похоже, ровнее стезя.
Но пока не причислены к ретро,
не настиг нас последний недуг,
пусть зашкалят все разом вольтметры
от накала тех вольтовых дуг.
ПАЛИНДРОМ
А меня? А рая? Нема?
* * *
Кто пробивает нам дорогу,
свой измочалив миокард, –
те раньше предстают пред Богом…
Они и в этом – авангард.
ЗАКАТ
Небесный Лувр свои смарагды звёзд
пришпиливает к синим ламбрекенам,
а Гончих Псов свисающая гроздь
декором служит тёмным мезансценам.
Ещё не ночь, покуда льёт чугун
Ярило из своей суфлёрской будки,
а полумесяц, словно Гамаюн,
вещает, что грядут другие сутки.
Течёт с востока сизый мельхиор,
переполняя неба окоёмы.
Пронзил рапирой дальний метеор
Млечь-путь бездонный, вечностью влекомый.
ЭТЮД №4
Опять не получается закат,
очередной испорчен подмалёвок.
Набросок без страстей – из недомолвок –
не поэтичен, а аляповат.
Быть может, про закат писать не след,
Сарьян не стал слепым от солнцепёка…
Взывать к сочувствию – банальна подоплёка
псевдомытарств, а не жестоких бед.
А может в пику, обессмертить ночь,
подобно академику Куинджи…
Но туба с охрой оказалась ближе,
на время сажу отставляю прочь.
ЭТЮД №5
Настал октябрь… Светла Покрова гжель,
хотя не вся земля покрыта снегом.
Местами – серо-грязная пастель,
и паберега не бела – а пега.
Повсюду смачно чавкает мокреть –
зима пришла, но злобствует вполсилы.
Ещё не срок России околеть,
не тот мороз, чтоб околеть России.
Пользителен мне тутошний мороз,
ведь я чалдон кержацкого подмеса…
До мая не услышу грозных гроз.
Опустошенно, серо и белесо.
Хотя я жизнь обворовал, как тать, –
в сухом остатке ямбы да хореи –
но на душе – покой и благодать,
до Братска не дошли ещё бореи.
Мгновение хочу запечатлеть
без вычура ненатуральных красок,
не будоража колокола медь,
не надрывая беспричинно связок.
Сиюминутность эту сохранить,
не расчленять на «будет» и на «было».
Сучить словес рифмованную нить…
Я не звонарь, а мой язык – не било.
ЭТЮД №6
Закат казался не фотогеничным,
как «Голова собаки» у Моне…
Но становился явственней Возничий
и кадмием покрылись в Падуне
фронтоны крыш, завалинки и стены…
Капелла* замерцала в вышине,
украсили зюйд-веста гобелены
куртины облак цвета кабернэ.
Громада моря – грань аквамарина –
за Монастыркой сведена на нет,
и Гелиос из уголка картины
последний растранжиривает свет.
* Капелла – самая яркая звезда созвездия Возничий.
ЗАКАТ
Сусальным золотом заката
Пылает вечер сентября.
Вдаль облака плывут куда-то,
Собою небо серебря.
Густою киноварью сочной
Закрыты синие тона.
Все величаво, непорочно,
Стыдлива томная луна.
Стал небосклон багряно-рыжим,
Едва заметны точки звезд.
Мне показалось: сам Куинджи
Нам ниспослал бессмертный холст.
НА ЛУГУ
Скромны цветы болиголова…
Итожил я, белоголов:
родня по кровушке – Орловы –
на свете том, но я – Орлов!
Да и жена моя – Орлова…
Цвети, цвети болиголов.
ЛЮТЫ ЛЕТА
Пережито̀е мной – заградотряд,
остры штыки моих воспоминаний,
и прегрешенья, словно автомат,
палят вовсю, и всхлипы причитаний
не помогают. Память так люта,
что разрывает душу, как граната,
и в Лету отошедшие лета
приговорили к житию-штрафбату,
и так жестокосердна совесть-СМЕРШ,
что не страшна любая гауптвахта…
Так, под прицелом, занят мной рубеж,
носящий имя: точка невозврата.
ТАМБОВСКИЙ ВОЛК ТЕБЕ ТОВАРИЩ
(басня)
Сытным был год, сроду не было лучшего.
Стая волков, пожалев беляка,
жизнь даровала и в роли подручного
зайца держала, не скушав… пока.
Предал родню за душонки спасение
серых волков длинноухий холоп:
бегал в разведку, носил донесения,
стае раскрыл тайну заячьих троп.
Заяц работал без сна и без продыха,
без замечаний, прогулов, проказ.
Был удостоен путёвкой в дом отдыха,
в день лесника поощрялся не раз.
Выдался год: холода и бескормица…
Рядом – зайчатины тёплый комок.
Голод не тётка, не дали опомниться –
вмиг заалел окровавленный клок.
Голод прошёл. Ну, а волки скорбящие
в многотиражку снесли некролог.
Подпись стандартная: «Группа товарищей», –
басенки сей резюме-эпилог.
РОКОВАЯ ЖЕНЩИНА
А ходят в праздной суете
Разнообразные не те.
Е. Евтушенко
Роковая женщина…
Встречались
Вы с такой на жизненной версте?
Или вас обычно окружали
Те, «разнообразные не те»?
Роковая женщина…
Такая…
Как глоток бодрящий коньяка,
Как вино мадьярского Токая,
Как в тумане проблеск маяка.
Роковая женщина…
Такая…
Повинуясь зову естества,
Безрассудно страсти потакая,
Расточает чары колдовства.
Роковая женщина…
Такая…
№4
Июля распоследнее число…
Светило ярко красное светило…
«Высоких слов не надо»,– обронила,
беспечно оборвав на полусло…
Я смог бы низким штилем сдобрить речь,
сиречь свести серьёз до прибаутки,
но не ко времени заученные шутки –
итак размыт пунктирный абрис встреч.
«Казнить нельзя помиловать», – поставь,
куда считаешь нужным, запятую,–
твой приговор я не опротестую,
и, аксиому пестуя простую:
«проходит всё, но всё же, – не впустую»,–
прошу, от штиля низкого избавь.
АВТОЭПИТАФИЯ
Заповедей несколько нарушил,
Повинуясь жизненной канве.
Жил да был. Астрологов не слушал,
Но людей не бил по голове.
* * *
Белый стих сочинил о любви.
Белый-пребелый.
Такой белый, что его не видно
на бумаге «Снегурочка».
ДАВНЕЕ
Васнецово сидела на камушке,
я по глади морской галькой пёк
то ли блинчики, то ли оладушки.
Галька прыгала: скок да поскок.
Не прощание, не свидание…
Был обычный июльский денёк.
Ни горючих слёз, ни лобзания.
Не супружница, не муженёк…
Отчего же припомнилось давнее:
ты сидела, я блинчики пёк?
* * *
О, Русь! Былинное названье.
В нем Суздаль, Новгород, Кижи,
Стрельцов кровавое закланье,
Лесов бескрайних рубежи.
Россия… Что-то от росинки,
Осинки, девичьей косы,
Озер затерянной глубинки,
От речек средней полосы.
Сибирь – суровое словечко.
В нем декабристы и тайга,
Избы высокое крылечко
И зимних месяцев пурга.
А город Братск? Что в слове этом?
Перфильев, Аввакум, острог
И ГЭС, воспетая поэтом,
Падун – затопленный порог.
И впрямь, в начале было слово,
Как родничок могучих рек…
Судьбы сибирской подоснова,
коль русский ты – не печенег!
2002
* * *
Ты опять приперлась, дева Грусть.
Ладно уж, входи, располагайся.
Что стоишь? Садись. Не прикоснусь
к рюшечкам твоим – не напрягайся.
Будь как дома. Заварить чаёк?
С сахаром? С лимоном? С бутербродом?
Заглянуть ко мне на огонёк
что тебя подвигло? Мимоходом?
Грустно стало? Ах ты, боже мой!
Хочется поплакаться в жилетку?
Надоело мыкаться одной?
Не грусти. Возьми ещё конфетку.
Гложет одиночество, тоска?
Понимаю, дева, понимаю,
ведь с недавних пор ты мне близка,
потому тебя не выгоняю.
Хватит тебе нюни распускать.
На, возьми платочек, вытри слёзы.
Я не знаю, что тебе сказать,
в голове – ошмётки куцей прозы.
Перестань в конце концов реветь,
я ведь не бетонный, не железный;
не сумел душой окаменеть,
я с душой, мне говорят, болезной.
Не гоню, заварки мне не жаль.
Может коньячку махнём по рюмке?
Экий разыграли бы спектакль!
Экие бы вышли игры в жмурки!
Пошутил – не принимай всерьез,
но не корчи из себя нимфетку.
Хватит, говорю, горючих слёз –
мне не отстирать от них жилетку.
В самом деле, что же ты ждала?
Ты какого, Грусть, рожна хотела?
Стольких ты, о дева, довела
до черты, до грани, до предела.
На тебя, Грусть, зла я не держу.
Я и без тебя грущу, не скрою.
Видимо, к такому рубежу
подошел заснеженной тропою.
ПАМЯТНИК-2
И не видал я мертвых воробьёв –
Наверное, они не умирают
Вадим Ковда
Не птицы мы, сучим длиннющий шлейф
воспоминаний о себе любимых,
надеясь пролонгировать свой дрейф
за грань метаморфоз необратимых.
Себя утешив: «Весь я не умру»,
и, дай бог памяти: «Душа в заветной Лире»,
мы жаждем быть всё время на юру
в оставшемся без нас подлунном мире.
Допустим даже: ты равновелик
Есенину, а Бродскому – тем паче,
но ни тунгус, ни друг степей калмык,
не изойдётся в поминальном плаче.
А воробьям сегодня благодать:
морозы спали, солнышко в зените.
И нет препятствий главному – летать!
И гвалта нет о бронзе и граните.
2018
ПОДЗЕМНЫЕ РЕКИ
Подземных рек на карте не сыскать:
сокрыты русла где-то под землёю.
Но всё-таки, какая благодать,
когда из скважин чистою водою
ты утоляешь жажду в жаркий день,
и ощущаешь на зубах прохладу,
и видишь, как играет светотень
через стекло, и редкую усладу
от первородной этой чистоты
ты чувствуешь, и воду пьешь глотками.
Она не дистиллят: её грунты
целебными насытили солями.
Живительна, целебна, холодна
вода артезианского колодца.
Стакан не отрываясь пьешь до дна
и через донышко рассматриваешь солнце.
Те ж реки – с именами, – что текут
под небом и отмечены на картах,
в себе несут фекалии, мазут,
растворены в них яды, химикаты.
Всё то, что на поверхности, вовне,
всё то, что стало притчей во языцех,
не первородно – только в глубине
и суть вещей, и чистая водица.
* * *
Памяти Г.П. Михасенко
«Поэт в России больше, чем поэт…»,–
переосмыслим фразу Евтушенко.
Жил-был братчанин, бородач-брюнет,
писатель детских книжек Михасенко.
Был инженером, мужем и отцом…
Знал толк во всех пегасовых аллюрах.
Был импозантным бравым молодцом,
с шикарной, чуть седою шевелюрой.
На юбилеях любим вспоминать,
что Михасенко сторожем работал.
Не оттого ль его за прядью прядь
седела? А ведь полиглотом
помимо прочего писатель братский был.
А Братск его – в сторожевую будку!
Двужильным был, но выбился из сил
торить дорогу нам по первопутку.
«Поэт в России больше, чем, поэт…»,–
саморекламно чересчур, а впрочем…
Кем только не был бородач-брюнет,
словесных приисков и шахт чернорабочий.
ПУБЛИКАЦИИ НА НАШЕМ САЙТЕ, СВЯЗАННЫЕ С ИМЕНЕМ М.Т.ОРЛОВА
ОРЛОВ МАКСИМ ТОМАСОВИЧ (биография)
ЛИТЕРАТУРНАЯ ЖИЗНЬ БРАТСКА (автор: Владимир КОРНИЛОВ)
ВОЛШЕБНЫЙ СКАЗОЧНИК ИЗ СТРАНЫ ДЕТСТВА (автор: Владимир КОРНИЛОВ)
«ИСПОВЕДЬ ПОЭТА»
В ПАМЯТЬ О ЖЕННИ КОВАЛЕВОЙ (автор: Сергей МАСЛАКОВ)
АНАТОЛИЙ ЛИСИЦА: «ХОЧУ НЕ ВПАСТЬ — ВЕРНУТЬСЯ В ДЕТСТВО» (автор: Артем ГВОЗДЕВ)
Коллаж из книг М.Т. Орлова
В Центральной библиотеке г.Саянска 27 октября 2016 года состоялась встреча с М.Т. Орловым из Братска
ВНИМАНИЕ! Комментарии читателей сайта являются мнениями лиц их написавших, и могут не совпадать с мнением редакции. Редакция оставляет за собой право удалять любые комментарии с сайта или редактировать их в любой момент. Запрещено публиковать комментарии содержащие оскорбления личного, религиозного, национального, политического характера, или нарушающие иные требования законодательства РФ. Нажатие кнопки «Оставить комментарий» означает что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять.
